Получалось, будто аятолла самолично изготовил и упаковал атомную бомбу в старый советский тубус и послал со странным "русским" в "Бен-Гурион"
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
К приглашению на международный конференцию по проблемам войны и мира Валерий С. отнесся со всей ответственностью. Еще бы: впервые за без малого два десятилетия его израильского бытия он был замечен и на вояж благословлен. Недаром этот скромный советский учитель истории, зарабатывавший на жизнь охраной капиталистической собственности, изрядную часть свободного времени проводил в довольно крупной общественной организации. Его безотказность была оценена по заслугам, и руководитель данной богадельни совершенно неожиданно для Валеры спросил, нет ли у того желания слетать в Берлин за счет приглашающей стороны.
— Лучшей кандидатуры, чем ты, не найти, — уведомил босс. — Ты известный историк, умеешь хорошо говорить, телегеничен. Вообще, не понимаю, почему ты еще не стал звездой экрана.
Валерий зарделся: наконец-то его оценили! Правда, недобрая на язык секретарша Ира попыталась подлить ложку дёгтя в бочку мёда, которую радостно катил перед собой Валера. Мол, ему эта халява досталась потому, что выпадала на шаббат, а Сам — человек религиозный (или изображающий из себя такового — по этому поводу у подчиненных были сомнения), Зам Самого в день семинара выдает дочку замуж, а остальные кандидаты не очень-то хотели лететь на два дня в холодный декабрьский Берлин.
— Помолчала бы, овца! — ласково сказал Ирине Валерий, процитировав Козу-Гурченко из фильма "Мама". Но поскольку Ира переселилась в Израиль еще в 1974-м, с советскими кинолентами знакома она не была, то Валера нажил себе врага на всю оставшуюся жизнь.
Всю дорогу домой он пытался дозвониться до жены, но если та беседовала со своей мамой, разговор могла бы прервать разве что ядерная бомба. Та самая, о которой по согласованию с начальством и собирался докладывать Валерий.
Весть о грядущей командировке мужа Светлану поначалу не очень обрадовала. Она тут же просчитала, что два-три отмененных ночных дежурства на "шмире" нанесут непоправимый ущерб семейному бюджету. Но потом сменила гнев на милость и составила длинный список того, что Валера должен был закупить в Германии.
— У фашистов всё дёшево, — прокомментировала она. — Грех не скупиться.
Партия сказала "надо" — комсомол ответил "есть!". А есть очень хотелось — и Валерий с радостью отужинал чем Бог послал, а жена приготовила. Затем взял список, составленный супругой, и вдруг представил: ходит он с этим списком по берлинским магазинам, а рядом с ним могут оказаться другие участники конференции, владеющие великим и могучим. Заглянут они через плечо, увидят "сыр гауда — 1 кг., колбаса салями — 3 палки, лифчик такого-то размера для Светы, трусики такого-то для Наташи…" — и засмеют его. Вспомнив школьные времена, когда они с приятелем придумали шифр и переписывались с его помощью, Валера зашифровал весь список. Получилось несколько колонок цифр, смысл которых был понятен только самому автору.
Потом уселся за компьютер и начал подбирать материалы по иранской ядерной бомбе. Написав вступление к докладу, он методом простейшего копипаста вставил в него целые куски из чужих статей, а между ними в качестве прокладки вписал несколько собственных мыслесвязок.
Но доклад докладом, а нужно и наглядное пособие. Посоветовался с дочкой-старшеклассницей Наташей. Та предложила сделать визуальную презентацию, которую при помощи проектора можно было бы показывать на стене.
— Не пойдет, — решительно отверг эту идею Валера. — А вдруг там проектора не найдется? И вообще — бумага надежнее. Моя школота ажиотировалась от плакатов-раскладок, которые я делал. Вот и сделаю на этот раз. Ты мне, Наташка, только картинки на своём принтере распечатай. Цветные, конечно.
Вооружившись несколькими рулонами ватмана, ножницами, клеем, набором фломастеров и иллюстрациями, Валера несколько дней корпел над наглядным пособием. Высунув язык, он создавал нечто, очень напоминающее стенгазету его студенческой юности. Но была в этом творении и особая изюминка: когда плакат разворачивался окончательно, из него словно выскакивала ядерная бомба с фотографией Махмуда Ахмадинеджада на ней. Создатели книжек-раскладок и в страшном сне не могли представить такую бомбу, рядом с которой остапо-бендеровский Сеятель смотрелся бы отнюдь не чужеродно.
Сроки поджимали, но Валерий справился. Упаковав плакат в огромный тубус, каким-то чудом сохранившийся на антресолях его брата-архитектора, последнюю ночь перед вылетом автор сего шедевра не спал от мыслей о будущем триумфе.
И вот — аэропорт имени Бен-Гуриона, очередь зевающих по случаю слишком раннего утра пассажиров, и сотрудники службы безопасности, задающие традиционные вопросы. Естественно, тубус привлек внимание того, кто проводил собеседование с Валерием.
— Что у тебя здесь? — спросил страж.
Валера, наученный бывалыми пассажирами, что "битахонщикам" следует говорить правду, правду, и ничего кроме правды, честно ответил:
— Пцаца.
То есть — бомба. Как сказать на иврите, что это наглядное пособие о ядерной программе Ирана, несмотря на преподанный Наташкой урок, от волнения он напрочь забыл. Иврит у него был слабеньким, а потому Валера решил подкрепить информацию на своём рунглише (в школе и пединституте он изучал немецкий):
— Зис ис нуклеар бомб фром Иран, маде оф Ахмадинеджад.
То есть — ядерная бомба из Ирана. Получалось, будто Ахмадинеджад самолично изготовил и упаковал ее в старый советский тубус.
Тот, кто когда-либо проходил через коридор безопасности в Бен-Гурионе, несомненно, может представить себе лицо стража и его дальнейшие действия. Разумеется, Валерий был препровожден в отдельную комнату. Туда же по рации был вызван сапёр. Пока специалист по разминированию ехал из первого терминала, где находился по неотложным делам, в третий, целая бригада бдительных охранников слой за слоем поднимала рубашки, трусы и кальсоны Валеры, аккуратно упакованные Светланой. И вдруг один из стражей обнаружил лист бумаги со странными цифрами.
— А этот поц оказался посерьезнее, чем мы думали, — негромко сказал он руководителю группы, показав ему шифровку.
— Быстро сосканируй и отправь на дешифровку, — приказал шеф и подозвал к своему столу недоумевающего Валеру. — Что это?
— Это список того, что я должен купить в Берлине, — тщательно подбирая слова, ответил Валера.
— Для чего?
— Для жены и дочери.
— А почему написано не буквами, а цифрами?
— Мне так удобнее, — Валера решил не вдаваться в подробности.
Недоверчиво посмотрев на странного пассажира, шеф велел ему зачитать содержимое записки.
— Сыр гауда, — Валерий прочитал первую строчку по-русски и тут же перевел, — гвина цеуба.
— А зачем для бомбы сыр? — спросил тот, кто обнаружил шифровку, внимательно вглядываясь в записку через плечо Валерия.
— Не для бомбы, а для моей жены, — Валера уже начал всерьез волноваться, поняв, что у него появился шанс не успеть на самолет.
— Что, в Израиле нет сыра? — поинтересовался шеф.
— Есть, но очень дорогой.
— Ерунда, я покупаю сыр "эмек" по сорок шекелей кило, — сказала серьезная девушка, за десять минут до этого зашедшая в кабинет и всё время внимательно слушавшая разговор.
— Читай дальше, — приказал начальник.
— Колбаса салями, — нервно зачитал Валера, — накник ми-хазир.
Шеф поморщился: не любил он упоминания слова "свинья". И вновь задал вопрос — неужели в Израиле нет колбасы?
— Есть, но она дорогая и невкусная.
Девушка, тщательно подбирая слова, спросила у Валеры по-русски:
— Нам кажется, что вы над нами издеваетесь. Говорите правду.
— Это правда! — Валерий и огорчился недоверию, и обрадовался тому, что наконец-то появилась переводчица. — Объясните этим дуболомам, что это список покупок, который дала мне жена, а цифрами я написал… ну, скажем, такая у нас с ней игра.
Девушка честно перевела сказанное, задумавшись, как сказать на иврите "дуболом". Выражение "швират алоним", то есть, ломающий дубы, начальнику очень не понравилось, и он велел выяснить, почему этот странный "русский" обвиняет сотрудников спецслужб в уничтожении лесонасаждений.
В этот момент в комнату ворвался сапёр. Посмотрев на огромный тубус, лежащий на столе, он оценил мощность заряда, находящегося в нём, и потребовал объявить срочную эвакуацию пассажиров и персонала аэропорта.
— Подожди, — остановила его девушка. — Думаю, что там нет никакой бомбы. Дайте мне пять минут, и я во всём разберусь.
Начальник, встревоженный воплем сапёра, тем не менее, позволил девушке поговорить с Валерием по-русски.
— Вы сказали, что в этой штуковине бомба, — обратилась она к горе-пассажиру. — Почему?
— Потому что я привык говорить только правду! — гордо вскинул голову Валера, и тут же понял, что лучше не выделываться, а рассказать всё, как есть. — Это плакат с изображением бомбы, я его везу на конференцию по вопросам войны и мира. Но как сказать на иврите, что это наглядное пособие, я не знаю.
— А что такое — "наглядное пособие"? — девушка явно не была знакома с подобной терминологией.
— Давайте я покажу, — Валера решительно шагнул к тубусу, но тут на его пути вырос сапёр. — Плакат это, плакат! С вырезанной картинкой!
Девушка перевела и, отважно открыв тубус, развернула плакат. Бомба-"сеятель" произвела на бывалых битахонщиков неизгладимое впечатление. Возможно, в их детстве не было книжек-раскладок — так радовались они этой выскакивающей штуке с физиономией Ахмадинеджада.
— Ты свободен, — сказал начальник. — Больше так не шути.
— Я не шутил, — обиделся Валера. — Я только сказал правду. А теперь не успею на самолёт…
Миссию по доставке Валерия к самолёту девушка взяла на себя. Её стараниями он прошел без очереди и регистрацию, и проверку ручной клади, и паспортный контроль. Осталось даже полчаса, чтобы побродить по магазину дьюти-фри и приобрести коньяк. Коньячок — это то, что ему больше всего хотелось в это время, а потому он купил вместе с двумя большими еще и маленькую бутылочку с "Хеннеси". Которую и оприходовал в самом начале полета.
Народу на конференции было немало. Но какой-то странный это был народ — в основном функционеры разнообразных общественных организаций, группа журналистов, целая делегация ветеранов Второй мировой войны из Израиля. На вопрос, когда будет его выступление, дама-распорядитель ответила Валере, что программой оно не предусмотрено.
— Главное — проголосуйте за все резолюции, и считайте свою миссию выполненной.
Миссия была выполнима, полный одобрям-с был обеспечен, еще и времени на закупки хватило. Благо, что по-немецки Валера шпрехает неплохо, так что невзаимопонимания не возникало. Вот только шифрограмма заставляла нервно вздрагивать некоторых продавцов — особенно при взгляде на солидный нос Валерия и его глаза, в которых отражалась вся многовековая скорбь еврейского народа.
Рассказав о своих злоключениях в главном аэропорту исторической родины соседу по номеру, также не получившему доступа к трибуне, Валера выразил опасение, что германские спецслужбы могут устроить ему не меньшие вырванные годы, чем еврейские.
— Да оставь ты эту фигню здесь, — махнул рукой сосед. — Думаю, брат твой за утерянный тубус не обидится.
— Твоя правда, — обрадовался Валера. — Оставлю. Спасибо за идею!
Можно представить себе реакцию фройлейн, вошедшую в только что оставленный номер и обнаружившую на кровати огромный тубус с лежащей возле него шифрограммой, бОльшая часть цифр на которой была перечеркнута. Думаю, что офицеру безопасности отеля было над чем поломать голову. А может он просто посмеялся над этими странными русскими еврейской национальности.
Другие публикации из цикла "Руссо туристо — облико недоволе" вы можете прочитать здесь.
https://www.isrageo.com/2015/03/27/sexbo092/
