Главы из одноименной документальной повести
Елена ПЛЕТИНСКАЯ
Все главы — здесь
— Хануся, мейделе, беги за отцом и братьями, от Идочки письмо пришло! – громко сказала Руфь, на ходу разматывая платок. – Только галоши не забудь надеть, побереги новые ботинки.
— Ой, наконец-то! – пятнадцатилетняя Ханна бросила скоблить пол в общей комнате и вышла в прихожую.
Она тайком от матери надела новые лаковые высоко зашнуровавшиеся ботиночки и, открыв дверь наружу, тут же захлопнула. Ей так хотелось выглядеть красиво, но весенняя распутица делала это невозможным.
Девушка влезла в старые боты с галошами и, по возможности обходя лужи и стараясь не вляпаться в грязь, побежала в лавку к отцу.
Через полчаса вся семья была в сборе. Мать быстро собрала на стол. Даже вытащила по такому случаю из печи горячую халу, ждавшую завтрашнего шаббата и поставила в самом центре стола пышущий самовар. Старшая дочь, год назад вышедшая замуж за портного из соседнего местечка, уехала с мужем в Америку. И от них не было никаких известий уже три месяца. Так что для Руфи долгожданное письмо Иды было праздником.
Отец занял свое место во главе стола, нарезал халу и велел жене нести куриный бульон с клецками.
— Аврум, может быть потом? – давайте сначала письмо откроем! – Руфь злилась на мужа за его неторопливую обстоятельность.
— Потом, надеюсь, будут пулькале с пшенной кашей и овощами. Руфочка, оттого что твои мужчины, уставшие и проголодавшиеся, сначала поедят, смысл письма не изменится. А на сытый желудок и новости воспринимаются лучше. Правильно я говорю, дети?
Мотл покорно кивнул, а Семен с Ханой громко промолчали, им тоже не терпелось узнать, что пишет сестра.
* * *
"Дорогие любимые мои родные — папа, мама, Хануся, Сеня, Мотя, мы уже находимся в Нью-Йорке, слава богу, оба здоровы. Сняли две небольшие комнатки в многоквартирном доме Нижнего Ист-сайда. Тут поселилось много евреев.
Раньше я не могла вам написать. Дорога была очень тяжелая. Многие наши попутчики заболели, а некоторые даже умерли, не достигнув берегов Америки.
Сначала, как вы знаете, мы прибыли в Броды, а оттуда добирались до границы с Пруссией, где пришлось проходить через контрольные санитарные станции. Потом нас отправили в Гамбург, откуда и началось наше двухнедельное плаванье в Америку. Плыли мы в переполненных душных отсеках. И это был сущий кошмар! Я и не подозревала, что страдаю морской болезнью. Да еще и грязь, антисанитария дали себя знать. Я почти ничего не ела и сильно похудела. Бедному Левушке пришлось со мной очень несладко. Сам он однажды тоже отравился из-за плохой пищи.
Не верьте, если вам станут рассказывать, что стоит только заплатить хорошие деньги и у вас будет комфортное путешествие! Людей обманывают и наживаются. Пароходные компании, получая огромные деньги от рейсов из Европы в Америку, не слишком о нас заботились. Это Левушка узнал уже в Америке, он подружился тут с одним из агентов, который вербует пассажиров на эти корабли.
Приплыв в страну, мы попали в карантин на острове Элис Айленд. Туда стекаются эмигранты отовсюду. Очень много ирландцев, итальянцев, есть греки. Наших тоже много.
Нас тщательно проверяли, проводили медицинский осмотр. Особо интересовались, насколько мы способны себя содержать. Некоторых по дороге обворовали. Мы же благодаря Левушке, ни днем, ни ночью не расстававшемуся с деньгами, сумели все сохранить в целости и теперь это нас очень выручает! Еще они подробно расспрашивали о родственниках и наших намерениях.
Если у кого-то из прибывших обнаруживали инфекцию или человек отличался ненадежными взглядами (вокруг шептались про всяких анархистов и полигамистов), таких отправляли обратно.
Что вам сказать, мои дорогие, тут все называют Элис Айленд «островом слез». Каждый день людей отправляют назад, разлучают с родными, ломают чью-то жизнь. Но мы благополучно прошли это испытание и теперь осваиваемся в новой жизни.
Левушка намерен использовать наш небольшой капитал для открытия мастерской по пошиву одежды. У него уже появилось несколько клиентов из местных владельцев магазинов. Я же собираюсь продолжить свое образование. Пока не знаю, где и как, когда определюсь, сразу напишу.
Но прежде всего язык, язык и еще раз язык! Учим английский вовсю и вы учите.
Очень за вами скучаю мои дорогие! Надеюсь, вы все же решитесь на отъезд к нам. Пишите мне поскорее и подробно обо всем, что происходит в нашем местечке. Это меня согреет на чужой земле. Левушка передает большой поклон. Крепко целую каждого из вас".
* * *
Руфь вытащила из печи чугунок с еще теплой рассыпчатой картошкой. Потом достала свежеиспеченный хлеб и нарезала отварную говядину. Она неважно себя чувствовала, болела голова, и настроение было под стать. Последние несколько недель шли разговоры о погромах, которые грозили начаться с Гайсина и перекинуться на еврейские местечки неподалеку от города.
"Мы под боком, как бы и сюда не докатилось. И где эта противная девчонка болтается, должна бы уж от меламеда явиться…", — перетекли мысли женщины на младшую дочь. Она поставила вариться свекольную ботву из своего огорода, затем спустилась в погреб за малосольными огурчиками и услышала наверху голос мужа.
— Руфь, ты где? – Аврум, запыхавшись, вместе с сыновьями зашел в дом.
— Бежал что ли всю дорогу? – Руфь поднялась с полной миской овощей в руках.
— А где Хануся? — не ответив, спросил муж.
— Должна уже прийти, сама беспокоюсь. Может с подружкой где-то по дороге застряла, ты же ее знаешь.
— Я пойду за ней, — Семен уже открыл дверь, когда отец его остановил.
— Нет, оставайся с матерью. Мотл пойдет со мной. И к родителям зайдем.
— Да что такое, Сеня? Что случилось-то? — Руфь уже нервничала по-настоящему.
— К нам в магазин Василий прибежал, сказал, что погром в Гайсине будет. Они готовятся на завтра. Предупредил, чтоб прятались под пол.
— Ой, готеню! Вот что, сынок, надо одеяла вниз спустить, еды и питья побольше и лекарства все какие в доме есть. Да и спички, спички не забыть! – Руфь забегала по дому, собирая все необходимое.
— Мам, и стулья надо вниз спустить, там ведь только полки. Бабушка с дедушкой же на полу сидеть не будут.
Когда Аврум с Мотлом вернулись, ведя Хану и родителей, в подвале все уже было готово к временному переселению.
* * *
— Отец, спускайся, я тебе говорю! — Аврум выходил из себя, — или я останусь с тобой!
— Они меня не тронут, я старый, а вы все давайте, поторопитесь. Неровен час, заявятся и к нам. А мне что сделается, я уже свое пожил.
— Мама, ну хоть ты ему скажи!
— Ничего мне не говори, Малка, — идите все вниз, иначе прокляну!
Аврум с сыновьями помогли спуститься женщинам в погреб, после чего вылезли через окно задней комнаты и сели на подводу. Они надеялись отвлечь разъяренных мужиков на себя, когда те появятся.
Во дворе послышался шум, громко залаял хозяйский пес. И через минуту заскулил.
— Ах ты, жидовская скотина, кого охраняешь, этих нехристей! Туда тебе и дорога!
— Оставь его, Петро, это ж собака, давай лучше в хату. Ишь какая она у них, видать зажиточные жидки нам здесь попались, — хохотнул один из погромщиков.
Пятеро мужиков вломились в дом и увидели пожилого человека, восседавшего на крепко сколоченном высоком деревянном табурете, стоящем на домотканом коврике, прикрывавшем люк от погреба.
— Ты чего расселся посреди кухни, дед? Дома один что ли? А семейство твое жидовское где попряталось? А ну ребята, пройдитесь-ка по комнатам, всех вытаскивайте! – скомандовал хмурого вида детина, видимо старший у них.
— Так нет никого. Сын с внуками в отъезде, а жена моя с невесткой на мельницу ушли. Один я в доме. А вам чего надо?
— Нет никого, говоришь, старый, ну смотри, — детина прищурился с недоверием, — тогда тебе все достанется. А остальных потом отыщем…
Он подскочил к нему и сильным ударом в лицо свалил на пол. Старик закрыл голову руками и весь сжался. Мужик пнул старика в бок, и по мере избиения распаляясь все больше, принялся бить, куда попало.
— Отец! — Аврум соскочив с подводы, помчался в дом, сыновья последовали за ним.
И в этот момент подоспел отряд самообороны, состоявший из местных евреев. Когда все закончилось и погромщиков схватили, пожилой мужчина был уже едва жив. Он лежал в луже крови и тихо стонал.
— Эх, отец, просил же я тебя… — Аврум вместе с сыновьями поднял старика и отнес в бывшую комнату старшей дочери.
Две недели его пытались выхаживать, но все было бесполезно.
* * *
В ночь после похорон Аврум не мог уснуть. Из головы не шел его старик. Ему вспомнилось, как когда-то, он тогда был четырнадцатилетним мальчишкой, отец, служивший приказчиком на небольшом предприятии, выпускавшем кожаные изделия у одного еврейского коммерсанта из Польши, взял его с собой в поездку в Краков. В дороге он рассказал сыну о своем недавнем разговоре с хозяином. Тот вызвал его к себе и заявил, что давно к нему присматривается.
"Все мои приказчики себе уже дома понастроили, а ты, Гирш, все в крошечном домишке на окраине местечка ютишься. Видать, совсем не воруешь, а посему поедешь в Краков по моим делам. Можешь своего пацана прихватить. Покажешь ему большой город. Дорогу я тебе оплачу, а проживать будете при синагоге, там же и столоваться".
Авруму даже больше понравилось в той незабываемой поездке ходить с отцом по делам и прислушиваться к разговорам, чем гулять по городу и покупать разные сладости и гостинцы для семьи. И с тех пор, Гирш увидев, что его сын склонен к коммерции, старался обучать его всему, что знал сам и часто брал с собой на работу.
"Эх, батя, честным ты был, лишнего не видел и нам не позволял. А теперь вот семью собой заслонил…"
— Руфь, не спишь? — он легонько дотронулся до плеча жены, лежавшей к нему спиной.
— Нет.
— Думаю, нам надо ехать к Иде. Она все время зовет, а тут ничего хорошего ждать не приходится, особенно теперь… Мы при любом раскладе всегда будем крайними.
Руфь повернулась к мужу. Она уже давно ждала от него этих слов.
— Хаим хочет купить наш магазин и склад. Его жена мне все уши про это прожужжала. Говорит, вы мол все равно уедете к дочери, никуда не денетесь… А уж дом-то, сарай, да всю живность и подавно продадим.
— Ишь ты, какая прыткая! Все уже решила и распродала, осталось только на пароход сесть и ту-ту, — через силу улыбнулся Аврум.
— Ну а чего ж тянуть-то? Идочке вон скоро рожать, ей помощь с маленьким понадобится. Левушка на ноги потихоньку встает, мастерскую открыл. Наших ребят к себе возьмет на первых порах, а там видно будет.
— Ага, всех распределила, устроила. Ладно, мать-командирша, давай-ка спать. Завтра решать будем.
Аврум поцеловал жену в лоб и через минуту в темноте уже раздавался его мерный храп. А Руфь почти до самого рассвета не смыкала глаз. Она думала о том, как на самом деле непросто поднять семью. Семен был помолвлен. Но свадьба раньше чем через год состояться не могла и то, это Семен их уговорил. У его невесты была старшая сестра, которую родители хотели выдать замуж прежде младшей. Они даже пытались сосватать ее Семе, но сын и слышать не хотел. Его сердце давно и прочно принадлежало Розочке.
"Неужели придется мальчиков на целый год оставлять здесь одних?.." — думала мать семейства и эти мысли не давали ей покоя.
* * *
Оба дома — свой и родительский — вместе со всем надворным хозяйством удалось продать за хорошую цену старосте местечка и одному заезжему купцу. Оставался еще бакалейный магазин с маленькой пристройкой и складом. Семье пришлось разделиться. Семен и Мотл оставались еще на год в местечке. За это время старший сын должен был обзавестись молодой женой, а младший — Мотл, который был правой рукой в магазине отца, к тому времени собирался продать бакалею вместе со складом.
Билеты на корабль были куплены до Плимута. А оттуда Аврум со своими женщинами полагал отправиться через Лондон в Глазго, куда еще в 1905 году уехала жить родная сестра покойного отца. Аврум списался с Фейгой и там, в Шотландии, уже ждали их приезда.
— Папа, почему вы не хотите ехать напрямую в Америку к Иде с Левой? — Семен помогал отцу укреплять подводы, на которые они собирались погрузить многочисленные баулы.
— Мама считает, что нам лучше дожидаться вас в Европе, а уж потом всем вместе отравляться за океан. Она и так все время плачет, что вы остаетесь. Да и Фейга с Реувеном зовут к себе погостить.
— Если только из-за нас, то это глупо, — горячился Семен, — мы же взрослые парни. Я вообще скоро женюсь…
— Все уже решено, Сема, тут не о чем говорить! – отрезал отец.
Аврум наравне с женой переживал, что сыновья остаются в местечке. Он даже ходил к отцу Розочки, чтобы ускорить свадьбу, но тот уперся и ни в какую!
— Сдалась вам эта Америка-шмамерика! Здесь, что ли, плохо живете? Не жалко столько добра оставлять? Еще захочет ли наша Розочка туда ехать, это большой вопрос.
Они чуть не поругались тогда с Ёсей, только жены их смогли примирить.
* * *
Рано утром, когда весь багаж был упакован и погружен на подводы, парни с отцом перетащили не проданную пока мебель в пристройку их магазина. В ней братья собирались прожить этот год до отъезда. Прощание вышло очень тяжелым. Даже у Аврума, как он ни крепился, глаза были на мокром месте. Руфь и Хануся с бабушкой никак не могли оторваться от Семена с Мотлом.
— Мам, ну чего вы? Мы же через год приедем. Все будет хорошо, вот увидишь! – без конца повторял Мотл.
А Семен молча обнимал попеременно мать, отца, сестру и бабушку. Он не был так уж уверен, что их расставание продлится всего лишь год.
* * *
Путешествие до Плимута прошло относительно легко. Аврум встретил на британском корабле, которым они отплывали, своего старого знакомого, работавшего некогда в Одесском порту и уже давно переселившегося в Туманный Альбион. Семье очень повезло, что он оказался на этом судне да еще в должности старпома. Для них нашлась пусть и тесная, но все же отдельная каюта. Тогда как другие семьи томились в общих отсеках или еще того хуже, в трюме. Правда, Аврум мог заплатить за эту каюту, что далеко не все уезжающие из Российской империи могли себе позволить. Впереди их ждал Лондон. А оттуда еще нужно было добираться поездом до Глазго.
Хануся целые дни проводила, изучая судно. Она успела побывать на корме, заглянуть в камбуз к повару. Даже матросские кубрики не остались для нее загадкой. Кажется, не было ни уголка, куда бы она не успела сунуть свой хорошенький любопытный носик. И везде девушку привечали, рассказывали и показывали, как и что работает, и старались при ней вести себя повежливей, дабы не смущать столь нежное создание. Только каюта капитана была для нее недоступна. Туда вообще мало кто был вхож. Но вот ее отцу оказали такую честь, пригласив как-то отужинать. Конечно, это получилось благодаря все тому же его знакомому.
Морская болезнь Ханусю не мучила, чего никак нельзя было сказать о Руфи. Женщина почти всю дорогу не выходила из каюты. А в самом конце путешествия случилось несчастье. Утром того дня, когда корабль наконец должен был причалить к берегам Англии, мать Аврума больше не проснулась. Тихо жила, тихо тосковала по трагически ушедшему мужу и столь же тихо умерла…
* * *
— Фейгале, встречай гостей! — Реувен с сыном заносили баулы прибывших путешественников.
— Как у вас красиво! — войдя в дом, восхитилась Ханна. – Мама, ты только посмотри, как все удобно, ванная комната и туалет внутри. И в баню ходить не надо! Даже не представляла себе, что так бывает!
Девушка никак не могла успокоиться и насытиться тем, что видела вокруг себя. Она ходила из комнаты в комнату, поднималась на второй этаж, восторгалась, как замечательно обставлен дом, вновь сбегала вниз по отполированным деревянным ступеням, выскакивала на крыльцо, пока мать с отцом ее слегка не окоротили.
Фейга подошла к девушке и, нежно приобняв, сказала:
— Ты привыкнешь, девочка. У нас тоже не так все легко и просто, но мы очень рады, что вы здесь. Жалко, что мальчики не приехали с вами и что мама с папой не дожили… — она осеклась, слезы выступили у нее на глазах.
— Ну, устроили всемирный потоп, — Аврум занес последний чемодан, перетянутый веревками.
Реувен, чтобы разрядить обстановку, даже прикрикнул на женщин:
— Фейгале, Руфь, чем слякоть тут разводить, подавайте-ка лучше на стол!
* * *
Мотл зашел в их с братом пристройку и как был, не раздеваясь, растянулся на кровати. Он очень устал после целого дня работы в магазине, которому впрочем, все меньше и меньше уделял внимания. Эта ноша в виде частной собственности с некоторых пор стала его тяготить. По вечерам Мотл вот уже несколько месяцев посещал кружок, где собиралась молодежь со всего местечка. Было там немало пришлых парней и девушек. Они привозили различную литературу и распространяли ее среди местечковой молодежи, а потом все вместе бурно обсуждали прочитанное. Особенно часто и много здесь говорили о грядущих переменах в стране.
Парню было интересно среди этих людей. Он разделял их взгляды, верил в свободу, о которой пламенно рассуждали на таких собраниях. Здесь было весело, легко и веяло чем-то свежим, что позволяло отринуть старый затхлый, — как говорили новые друзья Мотла, — местечковый мир и выйти на широкую дорогу.
Все главы можно прочитать здесь
https://www.isrageo.com/2016/03/30/jewkilt
