Холокост в Лудзе: местное население и евреи
Д-р Арон ШНЕЕР
ОТ РЕДАКЦИИ "ИСРАГЕО"
Автор — израильский историк и писатель, на протяжении четверти века — сотрудник института Яд ва-Шем, изучает историю Холокоста и Второй мировой войны, пишет об этом статьи и книги. Естественно, не мог он пройти и мимо родного города — Лудзы. Сегодня это пасторальный городок, одно из милых мест Латгалии,
В Российской Империи Люцин (Лудза) входил в черту еврейской оседлости и до Второй мировой войны был населён преимущественно евреями. Был момент, когда евреи составляли до 65,8% (1784) от всего населения города. В 1897 году 2800 евреев занимали 54,49%
Потом евреев становилось все меньше, а "окончательное решение еврейского вопроса" превратило Лудзу на какое-то время в юденфрай. Потом, правда, евреи вернулись, но сегодня в Лудзе живут лишь единицы соплеменников Арона Шнеера.
На набережной Маленького Лудзенского озера, неподалеку от Большой Лудзенской синагоги, установлен памятник жертвам Холокоста в Лудзе. «Здесь под ногами стонет земля», — написано на нем, отмечает Википедия. Это напоминание о трагической истории Лудзенского гетто, в котором погибло почти всё еврейское население города, не успевшее уйти в эвакуацию. В уничтожении евреев принимали участие местные жители. Большая синагога была превращена в гараж для техники. Она уцелела только благодаря тому, что была обложена кирпичом и представляла собой стабильную постройку. В 2016 году здание синагоги было восстановлено в первозданном виде и открыто для посетителей как музейная экспозиция истории еврейской общины Лудзы, её быта и традиций.
ИХ РАССТРЕЛЯЛИ В ТЕЧЕНИЕ ОДНОГО ДНЯ
5.10. 1944
Дорогие родители, Фаня и Бено!
<…> В Субате… парикмахерша Павулян <…> рассказала о наших родственниках, которых расстреляли в течение одного дня. Главными зачинщиками были учитель Вальдман и Розитис – портной, бывший социал-демократ.
Среди поднявших голову после прихода немцев был какой-то Буйкис. До расстрела он пристал к Шнееру, чтобы последний отдал ему своего коня. Шнейка… заявил, что коня, которого он лично воспитал, Буйкису не отдаст, пусть лучше его расстреляют. Буйкис угрожал ему револьвером и сказал, что все равно придется отдать…
<…> Розенкович… при расстреле сказал, что он является «освободителем» (atbrivotais), имеет награду от ульманского правительства – его расстреляли первым. Рохка Маргеник сказала, что раз евреев не разрешено оставить в живых, она готова принять христианскую веру. Ее тоже расстреляли. Давидка Залгалер из Риги приехал за день до расстрела. Над ним особенно издевались, сначала обрезали нос, затем уши. Давидка Шнеер и еще кто-то, после того, как в них выстрелили, встали и побрели несколько шагов. Их дострелили.
Перед расстрелом евреев раздевали <…> Отобранное имущество поделили между собой на месте. <…> Из Субатского еврейского населения ни один не остался в живых».
(Яд ва-Шем. Зал имен. Приложение к листу свидетельских показаний №12469).
ТРАГЕДИЯ ЛАТВИЙСКИХ ЕВРЕЕВ – ЭТО ТРАГЕДИЯ И ТЫСЯЧ ЛАТЫШЕЙ
Я начал с этого письма потому, что оно аккумулирует в себе важнейшие характеристики отношений между евреями и местным населением: с одной стороны безжалостность и садизм убийц, вымогательство и грабеж, а с другой стороны участие евреев в борьбе за независимость Латвии, беззащитность, иногда конформизм, готовность принять христианство, спасавшее их на протяжении веков в условиях религиозного антисемитизма, но ненужное в условиях расового антисемитизма.
И в тоже время трагедия латвийских евреев – это трагедия и тысяч латышей, которые не питали ненависти к своим соседям-евреям, но молчали из-за боязни расправы, наблюдая за злодеяниями своих соотечественников.
Поэтому и сегодня, причем не только в Латвии (вспомним историю об убийстве евреев в Едвабне в Польше), дискутируются:
- Проблемы участия местных жителей в убийствах евреев.
- Причины этого участия.
- Вопрос об индивидуальной и коллективной ответственности
- Признание вины и прощение. И нужно ли то и другое?
В своем сообщении я коснусь лишь некоторых аспектов указанных проблем. Отношение к евреям разделило условно население оккупированных стран на две категории:
- На тех, кто уничтожал евреев или способствовал уничтожению.
- На тех, кто помогал евреям.
К первой категории относятся:
а) активные участники – организаторы, непосредственные исполнители убийств, участники издевательств и грабежей, пропагандисты и подстрекатели расправ над евреями (Слово – это тоже дело), те, кто предавал скрывающихся евреев, охранники, все – кто присваивал имущество расстрелянных на месте расстрелов;
- b) пассивные участники – жители, не участвовавшие в убийствах, однако активно присваивавшие, либо покупавшие движимое и недвижимое имущество уничтоженных евреев.
Численность этой категории лиц сравнительно легко устанавливается как по документам периода немецкой оккупации, так и послевоенным советским.
К пассивным участникам, пожалуй, можно отнести и тех, кто молчаливо одобрял уничтожение, и равнодушных. Количество их невозможно определить по документам, но, думаю, что их было большинство.
К категории помогавших относятся:
- a) Те, кто спасал и укрывал евреев.
- b) Те, кто приносил продукты, одежду узникам гетто, оказывал моральную поддержку словом, добрым отношением во время работы.
- c) Те, кто пассивно помогал евреям (например, не сообщил о скрывающемся еврее, о помощи, оказываемой евреям в гетто или на работе).
Рассмотрим на примере Лудзы. Еврейское население по переписи 1935 г. составляло 1518 человек – 27% всех жителей. Однако их роль в городской экономике была намного выше, чем других горожан. Из 302 городских магазинов и мастерских в собственности или аренде у евреев находилось 191 предприятие т. е. 63%.
К переменам 1940 г. эти собственники, часть религиозных евреев и еврейской интеллигенции, сионисты, кроме левых, отнеслись отрицательно. Советскую власть поддерживала беднота, рабочие и мелкие ремесленники. Это подтверждается и тем, что из 50 человек лудзенской роты рабочей гвардии около 30 были евреи. Двое работали вторыми секретарями райкомов партии и комсомола, один – зав. отделом коммунального хозяйства, двое – рядовыми милиционерами.
Аресты 14–15 июня 1941 г., 102 лудзенцев, среди них 30 евреев, окончательно оттолкнули многих от советской власти, помешали массовой эвакуации, а неевреев привели к активному коллаборационизму с немцами.
"У НАС В ЛУДЗЕ ХВАТАЕТ СВОИХ ЖИДОВ"
С началом войны 300–400 евреев бежали на восток. З июля 1941 г. город заняли немцы. Среди освобожденных ими из городской тюрьмы был и еврей Михаил Короткин. За него поручилась Матильда Таубе, немка, хозяйка местной гостиницы.
В тот же день по приказу немецкого коменданта была создана латышская комендатура. Ее возглавил Петерс Гринвальд. В самоохрану записались в основном ученики старших классов средней школы и ремесленного училища, несколько учителей, бывших чиновников и полицейских.
10-11 июля Гринвальда сменил приехавший из Риги капитан Саулит. С ним прибыло около 10 человек, среди них Карл Рекстыньш, ставший после отъезда Саулита комендантом, а затем начальником уездной полиции, и Янис Оше возглавивший городскую политическую полицию.
Вначале были арестованы и отправлены в тюрьму беженцы из Латвии и Литвы. Их судьбу решала комиссия, один из членов которой, главврач больницы Бракша, заявил:
«У нас в Лудзе хватает своих жидов, а тут еще понаехали… Кто радовался, когда пришла советская власть? Исключительно евреи. А кто плакал, когда Гитлер пришел? Также только евреи».
По решению комиссии освободили трех уроженцев Лудзы. Остальных, в большинстве своем женщин и детей, всего около 150 человек оставили в тюрьме. В ночь на 15 июля, часть арестованных расстреляли на окраине города неподалеку от кирпичного завода.
Необходимо отметить, что индивидуальные и групповые расстрелы начались в Лудзе только с переходом власти в руки приезжих – Саулита и Риекстыньша.
18–19 июля начальник комендатуры Риекстыньш, сообщил сотрудникам, что по приказу немецкого коменданта создается гетто и все евреи должны переселиться туда не позднее 22 часов 20 июля.
Среди организаторов гетто все социальные слои и профессии: учащийся, студент, учитель, следователь, фельдшер, бывший полицейский, заведующий потребительским обществом, работник телефонной станции, начальник пожарной команды, торговец, домовладелец, пастух, крестьяне, рабочие.
Во время сбора евреев за сопротивление и нежелание уйти в гетто были убиты в своих дворах женатые на русских женщинах Буська Зусер и Лев Коханов.
Гетто не было огорожено колючей проволокой, однако были вывешены доски 30 см в длину и ширину черного цвета, на которых желтой краской была нарисована шестиконечная звезда и написано на немецком и латышском языках: «Juden – Verboten!» (Евреи – запрещено!) В гетто собралось около 1000 евреев. Все они носили на спине и груди клеймо в виде черного круга с желтой звездой Давида в центре.
Евреи в гетто подвергались грабежу, издевательствам и насилиям со стороны всех полицейских, однако особенно зверствовали приехавшие из Риги с Рекстиньшем. За малейшее сопротивление убивали на месте. Хая Лившиц была застрелена за то, что не пожелала отдать свое ожерелье.
Первым комендантом гетто около двух недель был Бруно Зауер, его сменил Виктор Ладусан, его заместителем стал 18-летний Павел Ковалевский, студент учительского института в Резекне. Война застала его на каникулах.
"ЕВРЕИ КРИЧАЛИ, МОЛИЛИСЬ БОГУ"
Первый расстрел узников гетто произошел в конце июля 1941 г. По приказу немецкого коменданта расстреляли около 40 нетрудоспособных евреев.
В акции принимали участие шесть человек, приехавших из Риги и местные полицейские: Бриц, Столбашинский, Петровский, Ливман, Заварс, братья Габрушевы, присутствовали Ковалевский, начальник уездной полиции Рекстыньш и начальник тюрьмы Купровский. Расстреливали около 12 ночи в конце улицы Резекнес при свете костра из молитвенников, которые евреи принесли с собой. Приехавшие из Риги, стреляли в затылок из наганов.
На следствии в августе 1944 г. Павел Ковалевский рассказал, что «евреи кричали, молились богу. Один еврей – Таврик спрашивал: «За что меня расстреливаете, я ведь помогал крестьянам». …он назвал мою фамилию, так как я его знал. В ответ я ему сказал, что я не в силах помочь. …один из полицейских выстрелил ему прямо в рот». Второй самый массовый расстрел произошел 17 августа 1941 г. В списке, подготовленном Ковалевским по приказу Ладусана и утвержденном начальником полиции Рекстыньшем, было около 800 человек. Около 200 евреев-специалистов и женщин, работавших в немецком госпитале, в список не включили.
Расстрел проходил в 7 км от Лудзы у деревни Погулянка. На месте распоряжались начальник уездной полиции Карл Рекстыньш и городской политической Янис Оше.
Перед расстрелом евреев обыскивали и раздевали местные полицейские. В основном расстреливала прибывшая из Риги, группа – около 50 латышей под командой немецкого капитана со шрамом на левой щеке. Однако стреляли и местные: Янис Туркс и Михаил Столбошинский из винтовок, Владислав Островский из станкового пулемета, начальник тюрьмы Купровский из автомата, а надзиратель Шкирманд из карабина. Важно отметить, что Купровский, Шкирманд, а также надзиратели Ритыньш и Стуцерс, узнав о расстреле, приехали не по обязанности, а добровольно. По словам Ритыньша, хотели забрать у расстреливаемых несколько мужских костюмов.
Вечером 17 августа пьяные полицейские с песнями вернулись в город на автомашинах груженых вещами и одеждой расстрелянных. Стояли на машинах и детские коляски.
В ночь на 27 августа по приказу коменданта гетто Ладусана, Ковалевский, Туркс, Адрицкис и Гайлан привели около 30 молодых евреек. Кроме латышских полицейских, был адъютант немецкого коменданта унтер-офицер Штромберг. Все женщины были изнасилованы, а на рассвете расстреляны в Погулянке. На место расстрела выезжали Туркс, Адрицкис, Гайланс, Долгилевич.
Смерть не обошла и латышско-еврейскую семью. У Виталия Эглитиса была жена еврейка. Эглитису в полиции сказали, что евреек и их детей, чьи мужья христиане, расстреливать не будут. Однако в июне 1942 г. жена Эглитиса была арестована и вместе с 3-х летним сыном заключена в тюрьму. Начальник политической полиции Пукитис заявил, Эглитису, что Мария Эглитис будет расстреляна, а ребенка отец должен воспитать как латышского сына и гражданина.
На официальное прошение об освобождении жены и сына Эглитис ответа не получил. Он пишет в Даугавпилс гебитскомиссару Швунку, но в ходатайстве отказано. Тогда Эглитис обращается в Ригу к генеральному комиссару Дрекслеру. Однако в августе 1942 г. Мария Эглитис и ее 3-летний сын Евгений были расстреляны.
Всего в Лудзе погибло около 1200 евреев. До 150 из них были беженцы из других районов Латвии и Литвы. Евреи, проживавшие в ближайших деревнях Ричики, Болдачи, Платачи – всего около 20 человек были убиты на местах местными полицейскими в июле-августе 1941 г.
ПОМОЩЬ И СПАСЕНИЕ
Из евреев Лудзы, оказавшихся в оккупации, спаслось 4 человека. Семья Семена Суэра и Ольга Гришкан. Работавший в полиции электриком, 22-летний Антон Кукревич, довоенный знакомый Суера, вывез всех четверых на хутор Медяшки Звиргзденской волости к своей матери Адели, где их скрывали 3 года.
Однако Адель считала, что спасать надо только христиан, поэтому всех четверых окрестил лудзенский ксендз. На все праздники он передавал неофитам корзину еды.
Неоднократно помогал Суерам едой и теплой одеждой другой знакомый – начальник пожарной команды Апситис. Известны и неудачные попытки спасения. В Нерзе семью Моисея Фонарева пытался спасти их друг Пиманис, ставший волостным полицейским. Он повез Фонаревых в Лудзу, к ксендзу. Две недели ксендз прятал евреев в костеле, затем объявил прихожанам, что во имя спасения она приняла католичество. После этого он отправил семью Фонаревых в родную деревню с уверенностью, что с ней ничего не случиться. Но не прошло и месяца, Фонаревы были расстреляны. (Если помогут установить фамилию ксендза, буду признателен).
В третьем случае, к сожалению, мы не знаем имен спасавших. Эсфирь Соловейчик – узница рижского гетто вспоминает, что в октябре 1941 года в гетто пробралась к мужу беременная Соня Вариятова. Война застала ее в Лудзе у родственников. Три месяца ее прятали в Лудзе знакомые. Она перекрасилась в блондинку, выдавала себя за латышку. Однако хотела быть рядом с мужем и отправилась в Ригу. Соня и ее муж погибли в рижском гетто.
Были и псевдоспасители. В конце августа 1941 г. в гетто к Ольге Гришкан пришла Моника Ладусан из деревни Айзпури Звиргзденской волости и сообщила, что у нее скрывается брат Ольги с семьей. Ему, якобы, удалось бежать с места расстрела. Моника сказала, что она их кормит и хочет за это вознаграждение, и потребовала дать ей одежду, вещи. После этого она неоднократно являлась за вещами. Лишь потом Гришкан узнала, что Ладусан обманывала ее, вымогала вещи, а брат был расстрелян.
* * *
КАКОВА СУДЬБА ЕВРЕЙСКОГО ИМУЩЕСТВА?
Движимое имущество
Еще до переселения в гетто все еврейские квартиры подверглись грабежам полицейскими и некоторыми соседями. После отправки евреев в гетто немцы и полицейские возвращались в пустые дома и забирали все лучшее, часть вещей, оставленных евреями, описала городская управа. Жители пользовались остатками, оставляя квартиры совершенно очищенными.
Во всех городах Латвии происходило то же самое. Карсавчанин Лев Удем, спасенный немцем Альфредом Банковичем, вспоминает: «Большая часть населения грабила. Более интеллигентные покупали имущество, при этом нахальство доходило до того, что приходили советоваться с нами, какую мебель им взять для себя. Точно передаю слова некой Калнынь: "Не знаю право, взять ли мне вашу мебель или мебель Янкельсона. Янкельсона мебель мне очень нравится, но ваша более стильная". Сочувствия мы ни от кого не получали, наоборот, где только можно было, каждый приносил вред».
В 1944-1945 г. после возвращения немногих евреев домой, новые владельцы вещей не желали возвращать награбленное. В Лудзе состоялось несколько административных и судебных разбирательства о возвращении имущества прежним владельцам. Среди возвращенного – мебель, посуда, одежда, белье… Известны факты и добровольного возврата. Милита Суэр подтверждает, что ее родителям одни соседи вернули швейную машинку и велосипед. Другие соседи – Макверт взяли мебель и другие вещи, считая Суэр погибшими. В 1944 г. отступая с немцами, Макверт застрял в Курляндии. В 1945 году узнав, что Суэр жив, Макверты разыскали его и вернули все взятое. Однако таких порядочных людей было немного.
Имущество и ценные вещи, отобранные на месте расстрела, были поделены между убийцами. У полицейского Адрицкиса, по словам Ковалевского, после расстрела, был полный чемодан перчаток, колец и других вещей.
Сам Ковалевский взял пару часов: серебряные и золотые, костюм, шубу, а затем получил от городской управы диван и трюмо.
Часть имущества убитых евреев поступала в специализированные склады, откуда отправлялось в Германию. Другая – распределялась по специальным спискам для работавших в немецких учреждениях, а также в магазины, где их покупали местные жители, зная, что это вещи убитых.
Были ограблены синагоги города. Вся серебряная утварь, по приказу немцев была передана им. Священные книги, некоторые свитки Торы – Священного завета – были сожжены, а часть свитков использована местными жителями для хозяйственных нужд. В частности, в нескольких домах еще в 60-е годы комнаты и чердаки были утеплены пергаментными листами Торы.
Недвижимость
Часть домов и земельных участков расстрелянных евреев, а также горожан, бежавших в Россию, были национализированы. По сведениям Лудзенского городского отдела жилищного хозяйства, на 3 июля 1942 г. из 137 национализированных домов 70 принадлежало евреям, из 256 квартир 186 принадлежало евреям, из 106 земельных участков 54 были еврейской собственностью. Из не национализированного к этому времени недвижимого имущества в справке указано: домов – 258, из них принадлежали евреям 250; квартир – 280, из них принадлежали евреям 268; земельных участков – 208 из них принадлежали евреям 200.
29 апреля 1942 г. Гебитскомиссариат в Динабурге в письме бургомистру Лудзы, о собственниках национализированного имущества, констатирует, что для ускорения передачи имущества, бывшего в еврейской собственности необходимо подтвердить политическую благонадежность просителей в немецкой полиции безопасности.
Как оказалось, желающих получить еврейское имущество много. Однако в основе этого не лежал антисемитизм. Большинство граждан руководствовалось прагматичным хозяйским подходом: зачем пропадать брошенному, бесхозному имуществу, тем более, когда появилась возможность улучшить жилищные условия или приумножить собственность. В списке первых просителей на недвижимость расстрелянных евреев Михаил Столбошинский – непосредственный участник всех расстрелов. Антон Долгилевич – шофер полиции, неоднократно возивший евреев и неевреев на расстрел.
У некоторых просителей, вероятно, присутствует желание компенсировать страдания, причиненные советской властью. Среди них Михелина Линевская, два ее сына арестованы и высланы советским режимом; Йоханна Таубе, чья гостиница национализирована советской властью. Однако есть и врач – Михаил Бедржицкий… Среди просителей и те, кто, вероятно, поддерживал советскую власть. Им отказано в получении недвижимости. Это Матрена Никифорова. Мотивируется тем, что: «Viens vinas dels aizbega lidzi bolsevikiem».
О второй Евгении Гусевой сказано: старая женщина, политикой не интересуется, но один из ее сыновей во времена большевистской власти был активным работником коммунистической партии, женился на жидовке и бежал в Советскую Россию — «Viens vienigais dels bolsheviku valdisanas laika bija aktivs komunistu partijas darbnieks, appreceja zidieti un aizbedzis uz Padomju Krieviju».
Не все дома евреев были переданы местным жителям. В 1942-1944 гг. в Лудзе появляются и другие хозяева. Вначале это жители из окрестных деревень: они либо покупают, либо арендуют дома убитых евреев у городского управления. В 1943 г. в Лудзе появляются несколько десятков семей – беженцев из Ленинградской и Калининской областей. Они тоже арендуют дома. Некоторые из них так и останутся в Лудзе после войны и дома останутся в их собственности.
ОНИ МИРНЫЕ ЛЮДИ, НО…
В заключение – об убийцах. Все они были моими земляками. У всех мирные профессии. Один – студент, становится на время каникул убийцей, а затем благополучно возвращается в учительский институт и в 1942–1944 гг. преподает в школе. Другой – после расправ над евреями, садится за чиновничий стол и служит инспектором цен. Несколько непосредственных убийц в 1943 г. станут легионерами.
Можно попытаться понять, но не оправдать убийства по политическим мотивам политических и партийных функционеров, убийства из чувства мести за своих репрессированных близких.
Действительно, у Цирулиса, Стуцерса, Адрицкиса 14 июня 1941 г. были арестованы и высланы родственники; у отца Столбошинского национализировано несколько домов и магазинов… Однако убитые ими женщины, дети и старики не были политическими противниками. Многие из евреев, и это известно, были противниками советской власти. Можно рассуждать о сведении счетов со своими работодателями, торговцами, но рядом с богачом стоит бедняк, рабочий, сапожник, извозчик, учитель, врач…
У меня нет однозначного ответа на вопрос, почему это произошло? Можно говорить о нравственных, религиозных, экономических, политических корнях и причинах антисемитизма. И все-таки это не будет ответом на то, почему сосед берет палку или винтовку и идет грабить, бить или убивать…
Убийцами и равнодушными зрителями были не все. Был в Лудзе Антон Кукревич – электрик, работавший в полиции. Был Павел Николаевич Рутковский – учитель в гимназии. Летом 1941 г. он носил в гетто еду своим знакомым и соседям. Был в Лудзе телеграфист Владимир Августович Петкевич. Он передавал продукты в гетто своим знакомым Кобленцу и Гилевичу. Был Ионишкан – тюремный надзиратель в годы Латвийской республики, он не пошел на службу к немцам… Но, увы, были и другие.
Если человек придет к пониманию содеянного его предками, и испытает в зависимости от этого гордость, либо стыд – это и будет гарантом того, что трагедия не повторится. Хотя…
Первая публикация: альманах "Еврейская Старина"
