Какое отношение имеет знаменитая картина Рембрандта Харменса ван Рейна к Музею Израиля?
Евгений КОВАЛЕВ
Первую картинку все знают. Это "Ночной дозор". Про который все знают, что он никакой не ночной, потому что учёные установили это посредством рентгена и лазера. Вторую тоже многие знают — это лого Музея Израиля. Которое непонятно про что, непонятно зачем, и понятно, что незачем знать, кто и когда его сочинил. А картину "Ночной дозор" написал художник Рембрандт Харменс ван Рейн, это надо было сказать в самом начале.
— Какая связь? — спросят некоторые. — Музею Израиля кто-то наконец подарил "Ночной дозор"? А что в Амстердаме осталось?
Во-первых, не надо так переживать за Амстердам. Там ещё в 2006-м поставили на площади бронзовый "Дозор", это скульптурная композиция на 22 человека. Интересное начинание, между прочим, странно, что богатая идея не получила должного распространения. Прекрасно смотрелись бы бронзовые «Утро стрелецкой казни» на Красной площади и "Бурлаки на Волге" на Волге.
А во-вторых, никто Музею Израиля ничего не дарил, не в смысле никогда совсем никто совсем ничего, прецеденты случались, а в плане конкретно картины Рембрандта "Ночной дозор". Ну и не очень-то и хотелось, в музее и так полно шедевров, а на входе висит "На помощь морякам" Нафтали Безема, которая по многофигурности не слабее "Дозора"
Связь между картиной и лого такая: лого музея придумал человек, который спас картину.
Что на момент провозглашения Израиля в стране не оказалось ни Лувра, ни Прадо, в общем, объяснимо. Королей на Святой земле не водилось с начала тысячелетия, императоров ещё дольше, а местная аристократия и купечество наклонностей Третьякова в себе не обнаруживали. Были, конечно, работы в частном владении, были собрания "Бецалеля" и Отдела древностей, но большого музея, соответствующего требованиям середины двадцатого столетия, в Израиле не было. Ну, не было и не было, много чего не было в первые бедные годы еврейской страны. Но что? — музей мог бы быть. Владельцы прекрасного из Старого и Нового света не однажды сообщали, что с радостью бы подарили или завещали свои коллекции Израилю, но в Израиле негде хранить шедевры. Нет условий.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Помогла холодная война.
В 1952-м заработала "Американская книжная программа". Смысл программы был прост: из США в Израиль поступали пластинки, книги, фильмы, а доходы от их продажи и проката оставались у правительства Израиля. Которое должно было представить Конгрессу США свой план расхода американских денег, а тот его утвердить.
Задача программы тоже была очевидная, её никто не скрывал: противостояние советской пропаганде. Сегодня странно представлять, насколько в раннем Израиле были популярны Советский Союз и социалистические идеи. Причин этому, наверное, не меньше трёх: роль СССР в победе над Германией, помощь в период образования государства и значительный процент членов социалистических и коммунистических партий в израильском населении.
Евгений Примаков с плохо скрываемой брезгливостью вспоминал, как в 70-х, принимая его в своей рамат-авивской квартире, Шимон Перес после обязательных рюмок водки пускался в «марксистский анализ обстановки». А Перес был тогда министром обороны и уверен, что должен стать премьером.
США видели в советской популярности угрозу, Давид Бен-Гурион и Менахем Бегин видели в ней опасность. Это легко свести к политическим интересам и шпиономании, если бы не знания, накопленные в последние десятилетия — про секретные обсуждения в армейских ячейках левых партий, кого поддержать при вторжении Советов в Израиль, и склады оружия на случай такого вторжения, которые временами вдруг обнаруживаются при ремонте коровника в дальнем кибуце.
С опасностью справились без репрессий, политическими методами. Бен-Гурион был не ребёнок, действия Сталина в отношении Чехословакии, Ирана, "безродных космополитов" и "врачей-убийц" тоже не прошли бесследно для престижа советской страны в Израиле.
"Книжная программа" тем временем работала, к 56-му накопилась хорошая сумма. Из США приехал специалист, собрал предложения о расходовании ("на школу танцев!", "на кружок макраме!", "на передвижные библиотеки!"), и как-то так вышло, что львиную долю денег в его рекомендациях Конгрессу предлагалось пустить на Национальный музей Израиля.
Вышло так, возможно, не совсем случайно — проект музея продвигал самый, видимо, эффективный из "птенцов Бен-Гуриона", директор министерства главы правительства Тедди Коллек. Он же, не дожидаясь, когда Конгресс решит направить средства "Книжной программы" на создание музея, выбил под него землю. Выбил не совсем банальным способом, из-под заселённого еврейского района Иерусалима.
Когда в декабре 49-го, наутро после провозглашения Иерусалима вечной столицей Израиля и объявления о переводе правительства в вечную столицу, Бен-Гурион поехал искать себе место для работы, он ничего, кроме здания Сохнута, в Иерусалиме не нашёл. Оказалось, что у правительства нет недвижимости в Иерусалиме. А её, недвижимости, нужно было очень много, переводить требовалось практически всё, из высших учреждений государства в Иерусалиме работал тогда только Верховный суд (почему так вышло? а члены суда сами решили. Почему решили? а большинство из них жили в Иерусалиме. Где был бы Верховный суд, живи его члены, к примеру, в Хадере? а почему вы меня спрашиваете?).
Было решено отвести для правительственных зданий землю в Гиват-Раме. Потихоньку, очень потихоньку стали перетягивать в город министерства. Тем временем участок под министерства съёжился. Получилось так: Еврейский университет, лишённый возможности работать на Скопусе, был разбросан по десяткам городских зданий, в большинстве своём малоподходящих: монастырь Ратисбон, церковный колледж Терра-Санта, гостиница "Кинг Дэвид", бывшее консульство Российской империи…
Бен-Гурион, не дожидаясь воссоединения разделённого города, предложил устроить университету кампус в Эйн-Кареме: свежий воздух, вид на горы, много места. Но профессора встали на задние лапы, решительно отказались таскаться из Рехавии в несусветную даль и, трудно понять, как, сумели отжать под университет кусок предназначенных министерствам гиват-рамских земель.
Поэтому, когда встал вопрос, где строить музей, на государственном участке уже не было места. А рядом было. Прямо через дорогу от университета стоит живописный холм, на холме тогда стоял квартал Неве-Шаанан, основанный в 1925-м. Его правительственным решением расселили, дома снесли, синагогу, построенную одним из неве-шаананцев в память о жене, перенесли, выплатили компенсации — иногда трудно поверить, что можно сделать ради того, чтобы в городе был музей.
Сохранились и свидетельства дополнительных соображений: у мэра хватило ума в служебной переписке высказаться об "уникальной возможности убрать названный квартал, не добавляющий величия этому прекрасному месту". А бывший начгенштаба профессор Игаль Ядин был против строительства музея на неве-шаананском холме: предупреждал, что место простреливается арабскими снайперами из Бейт-Лехема (Вифлеема) — вот какие были времена.
Конгресс США направление денег "Книжной программы" на музей не сразу, но утвердил, провели архитектурный конкурс, из 25 заявок приняли заявку номер 24 (авторы заявки Дора Гад и Эл Мансфельд получили за комплекс музея Госпремию, спроектированные Мансфельдом позже хайфские квартал на четыреста квартир в районе "Шаар Алия" и высотное здание на площади напротив "Лина" подобной оценки не удостоились).
Коллекция музея, исходящая из состава собраний "Бецалеля" и Отдела древностей, за время проектирования и строительства смогла подрасти. В Нью-Йорке жил Билли Роуз, главный бродвейский продюсер середины века и автор текстов национальных хитов (слышали, как Элла поёт "It’s Only a Paper Moon"? а как Синатра?). У Роуза, который, само собой, был сын российских эмигрантов Уильям Самуэль Розенберг, собралась отличная коллекция статуй, когда Коллек с товарищами стали выяснять, не хотел бы Билли подарить коллекцию новому музею, выяснилось, что Билли не только очень хотел бы, а настаивает, чтобы музей разрешил ему построить для статуй сад. Музей согласился, планировать сад Билли пригласил Исаму Ногути, очень известного американского архитектора (в 67-м его позовут планировать площадь Стены плача, но эта история для другого рассказа).
Тогда же решался вопрос о хранилище для свитков Мёртвого моря, они лежали в административном корпусе университета. Предложенный проект с белой будто стекающей крышей университету не подошёл, показался слишком поэтичным, а вуз позиционировал тогда себя как цитадель научной рациональности, и было найдено остроумное решение — выстроить хранилище на территории музея (умел Еврейский университет в 50-х за себя постоять; приятно, что не напрасно, по Шанхайскому рейтингу входит в третью полусотню лучших вузов планеты). Канадский миллионер Сэм Бронфман, уроженец Бессарабской губернии, решил подарить себе на 70-летие музей в Иерусалиме, естественное желание, камень в основание Бронфмановского отделения древностей заложили в 1962-м.
В экспозиции создаваемого музея, постепенно наполняемой артефактами прошлого, в том числе очень ценными, важно было правильно определить место современного искусства — и в Иерусалим пригласили Виллема Сандберга.
Трудно понять, почему имя Сандберга не на слуху. Он был дизайнером, куратором амстердамского городского музея, мастером типографики, а когда в мае 40-го Голландия была оккупирована, Сандберг занялся спасением.
К лету 1940-го изъятие произведений искусства было нацистами образцово подготовлено и отработано. Ещё в середине 30-х искусствоведы рейха объехали Европу и составили подробные перечни, где что хранится. Конфискация у немецких, а потом у австрийских евреев собственности, вплоть до фамильного серебра и семейных фотографий, позволила отточить технологии транспортировки, хранения и учёта художественных ценностей. В Голландии Гитлера (а если бы не его, то мародёров меньшего ранга — Геринга, Розенберга, у кого руки дотянутся) интересовал Рембрандт. И ещё, конечно, десятки авторов и тысячи предметов (хранившаяся в амстердамском музее коллекция Ван-Гога нацистов не интересовала — "дегенеративное искусство"), но в первую очередь — "Ночной дозор".
В Нидерландах, видимо, что-то понимали про соседей (кайзер Вильгельм после отречения жил недалеко от Утрехта, в месте, называемом Huis Doorn, непонятно, как это читать), потому что уже 4 сентября 1939-го через сделанный для этого ещё в 34-м специальный узкий выход из музейного зала вывезли "Дозор" в замок Радбоуд. Немцы вторглись в Нидерланды 10 мая 1940-го, 12 мая голландцы перевезли картину в специальное подземное хранилище для живописи недалеко от Амстердама, его начали строить в ноябре 39-го, закончили в апреле 40-го, голландская предусмотрительность и организованность впечатляют.
Виллем Сандберг, будущий создатель коллекции современного искусства Музея Израиля, отвечал за спасение "Ночного дозора" от нацистских коллекционеров до конца войны.
Места хранения коллекций голландских музеев не были секретом для оккупантов, но формально подчинялись прогерманскому правительству страны. На практике это означало, что в любой момент в бункер спустятся люди в военной форме, увидят картину Рембрандта и увезут её в неизвестном направлении (где «Портрет молодого человека» Рафаэля из Кракова — до сих пор неизвестно. И Янтарная комната). "Дозор" укрывали, вынув его из рамы и намотав на валик. В конце 41-го оккупационные власти объявили, что на месте хранилища планируют строить сооружения Атлантического вала, "Дозор" и с ним ещё сотни картин (Хальса, Рубенса, ван Рёйсдаля, Стена, Вермеера) перевезли в другой бункер, потом в катакомбы под Маастрихтом.
Всё это время за спасение от "охотников за шедеврами" "Ночного дозора" отвечал Виллем Сандберг. Удивительно, а может, естественно, что одновременно со спасением "Ночного дозора" Виллем Сандберг занимался спасением евреев. Он был в группе Сопротивления, которая изготавливала поддельные удостоверения личности, persoonsbewijs. Еврейские удостоверения помечались большой буквой J. Удостоверения были очень нужны — людей отправляли в концлагеря; проблема, что оккупационные власти быстро догадались сверять записи в удостоверениях со списками населения. Были госслужащие, готовые приводить записи в этих списках в соответствие с поддельными удостоверениями, но, понятно, их мужественная деятельность не давала решения проблемы.
Выход был в уничтожении архивов Отдела записи актов гражданского состояния. Сандберг вместе со скульптором ван дер Вином и художником Арондеусом спланировали нападение на Отдел. Ночью 28 марта 1943 года одетые в полицейскую форму участники группы ван дер Вина подошли к Отделу и сообщили охранникам, что здание необходимо обыскать на предмет взрывчатых веществ. Охранники открыли дверь, студенты-медики из группы усыпили их уколами фенобарбитала, группа проникла в Отдел, там они сложили все документы на пол и облили горючим. Затем, оставив несколько часовых бомб, вышли из здания. Сотрудники пожарной охраны, предупрежденные о нападении, прибыли на место с опозданием, тушить не спешили, а когда начали, постарались залить водой не сгоревшие списки.
Нацисты предложили награду в 10 тысяч гульденов за помощь в поиске участников нападения. За неделю большая часть группы была предана и арестована. Сандберг был объявлен разыскиваемым номер один, его жену и сына продержали под арестом несколько месяцев, но до самого не добрались, он вместе с "Ночным дозором" скрывался от нацистов до самого освобождения страны (последние германские подразделения в Амстердаме и в северной Голландии капитулировали 6 мая 1945 года).
После войны "Дозор" вернулся на место, но не сразу, сначала его решили отреставрировать и выяснилось, что он вовсе не "Ночной". Сандберг стал директором родного Городского музея, получил известность в профессиональной среде (первым разместил в экспозиции художественного музея фотографии) и не оставлял любимого занятия — дизайна каталогов (занимался продумыванием вариантов на заседаниях совета директоров). Он устраивал в своём музее выставки израильских художников и закупал их картины.
В Израиле знали, кого приглашают формировать идеологию современной коллекции нового музея.
Сандберг приехал в Иерусалим и поселился в Рехавии, придумал добавить к скульптурам 19-го и начала 20-го веков в "Саду Роуза" несколько совсем современных работ; не ограничиваясь своим отделом, создал общую концепцию коллекции и в 1963-м сделал музею лого. Сандберг был дока в таких делах, мировой авторитет, он очень вкладывался в работу, готовил аппликации руками (ножницы у него ассоциировались с тоталитарными режимами). Рядом с лого хорошо указывать название, к открытию решили вместо "Национальный музей Израиля" оставить просто "Музей Израиля" — "Israel Museum" по модели "British Museum".
26 ноября 1968 года Музей Катастрофы удостоил Виллема Джейкоба Анри Беренда Сандберга звания «Праведник народов мира».
"Ночной дозор" сейчас снова на реставрации, за эти 70 лет его успели порезать хлебным ножом и облить кислотой.
Музей Израиля принимает в год 800 тысяч посетителей.
И мы там были.
Заголовок и подзаголовок даны редакцией
