Роман Карцев: "Надо после себя что-то оставить"

Посвящается памяти народного артиста России Романа Карцева. 2 октября 2018 года он ушел из жизни. Было ему 79 лет — возраст по нынешним меркам далеко не старческий…

Роман Карцев – личность многогранная. Ему были подвластны эстрада, кино, литература. От Карцева ждали шуток и юмора, как признавался он, «чуть ли не 24 часа в сутки»…

Предлагаем вашему вниманию интервью, взятое Галиной МАЛАМАНТ в один из приездов Романа Карцева в Израиль.

 

«ЖЕНСКАЯ ПОЛОВИНА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НАС СПАСАЕТ!»

— Хотите, я попробую заставить вас улыбнуться?
— Уже! Уже смешно!

— Одного знакомого воспитывала бабушка, главным в этом процессе она считала накормить внука. Когда он, изнемогая от объедания, говорил: «Бабушка, я уже сыт…», она пристрастно отвечала: «Тогда кушай без хлеба…»
— Да… Смешно. Но такие они, наши еврейские бабушки!

— Из какой вы семьи? Кто из родителей любил «поюморить»?
— Шуток своих родителей я не помню, но шутили всегда, — за столом, на пляже, – где угодно… Особенно отец… Он у нас был юморист и футболист… Отец до войны играл в футбол в Тирасполе, — служил там в армии. Мама работала на фабрике.

— Можно ли сказать, что предтечей еврейской темы, постоянно присутствующей в ваших представлениях, являются ваши корни?
— Разумеется! Корни – это во-первых. А потом еще Жванецкий есть. Он у нас с южным юмором. Тема во многом зависит от автора…

— «Южный юмор» — это больше про Одессу… Там все так же шутят, как в годы вашей молодости?
— Нормально все, все возрождается… Одесса несколько не та, но это не значит, что нет юмора, нет красивых женщин. Это не значит, что нет рыбы на базаре, — все есть… Каждый раз вдыхаешь воздух моря – он всегда родной и самый лучший. Улочки, дома, пляжи, бухточки, что пацанами облазили стократ – ни с чем не сравнимые воспоминания. В оперном всегда смотрю на балконы, куда мы тайком пробирались мальчишками. Война окончена, город в развалинах, и – он, красавец-театр. И – представления… Мы тогда так называли все, что тут происходило. Это было интересно, а еще интересней – умудриться пролезть внутрь, на балкон, который, как пугали, может рухнуть. А он – «не рухается»! И это – здорово… Все нормально в Одессе, и постепенно все появляется. Я приезжаю каждый год на «Юморину», и встречают меня лучше, чем раньше.

— На фестивале юмористических телепрограмм вам был присвоен титул «Любимец публики». А вы публику любите?
— А как же?  Без этого нельзя! Любовь наша взаимна… А титул – это признание моей любви к Одессе. Я ее прославляю всегда и везде, с любой сцены и любого экрана. Не дай Бог, кто-нибудь о ней плохо скажет. Одесса ведь распространилась по всему миру, куда ни поедь – хоть в Австралию, хоть в Америку, это – фантастически: везде – наши люди…

— Аплодисменты и смех в зале — звуки для вас самые приятные?
— Конечно!.. Ну не плач же?.. Я люблю, когда зритель смеется, для этого я и встречаюсь с ним. Посмеялись – призадумались… Призадумались – если снова только смешно, — значит, все хорошо!

— Вы разделяете зрителей? Есть такое понятие, как «женский зритель»?
— Конечно! Женщин всегда больше в зале, и они быстрее реагируют, они — более живой зритель. Они, может быть, не часто какие-то вещи понимают быстро, но реагируют быстро. Мужик может долго переваривать, а она уже «схватила» интуитивно… Женщины… Они делают успех всем: и политикам, и артистам. Они же делают и несчастья… Но успеха они все же приносят больше! И я их очень люблю! Женщины вообще живее мужчин, особенно сейчас такое время, когда они частично взяли на себя, а постепенно возьмут полностью, — и управление странами, и всем, чем угодно. Женская половина человечества очень часто нас спасает!

— А конкретно приходилось женщинам спасать вас?
— (Заразительно смеясь): Жена моя конкретно уже 35 лет спасает! – от меня самого…

— Есть от чего спасать?
— Еще бы! Недостатков во мне хватает… Я, конечно, самокритичен, но не во всем. Характер гнусный у меня…

— Коль скоро признаетесь в этом, значит, и работаете над собой, чтобы исправить характер?
— Нет! Нет…

— Что вы никогда в себе не исправите?
—(После раздумий): Я думаю, умение подойти, и первым извиниться…

— Вам случалось кого-то обижать?
— Получается иногда… Потом мне тяжело и больно…

— Поговорим лучше о веселом. У вас даже семейная жизнь начиналась не без юмора…
— Девушке было всего 17 лет, у нее был большой и курносый нос, — это меня сразу рассмешило… Мы расписывались в Ленинграде, опаздывали в ЗАГС. Ну и остановили машину, которая поливала улицы, — водитель нас подвез.

— В жизни мы черпаем опыт из всего. Кто-то в вашей семье выполняет обязанности «поливальщика»?
— Мы поливаем только траву у дома… Что хорошо получается у жены – Вика замечательно готовит: от соленых арбузов до фаршированной рыбы. Но я ем очень мало, и все, что придется. Больше люблю простую пищу: котлеты, пюре, селедку, картошку…

— К такой закуске водочка больше подходит…
— Сейчас уже только понемножку… Что есть – то и могу выпить, а могу и вообще не пить… Предпочитаю виски – от этого напитка не болит голова.

— Вернемся к семье: кто-то из детей или внуков унаследовал ваш дар смешить и радовать людей?
— Сын у меня довольно смешной… Паша снимался в «Ералаше» очень удачно, сейчас снимается в каких-то фильмах. Но это – не его профессия: он в режиссуру ушел. Лена, дочь, — медик. А внуки еще не проявляют таланты: один, Ленчик, – маленький, ему три года, а Нике – одиннадцать, она очень серьезная девочка, но юмор понимает, что очень важно.

— У вечно занятого артиста есть окно в мир?
— Я играю в теннис, я бегаю, я плаваю, — это о спорте. Посещаю театры… Отдых – на теплоходе, обычно – круизы. Сразу после Израиля поеду в Сочи, на «Кинотавр». Возьму внуков, детей, покажу им артистов кино, сам кого-то повидаю…

— От чего вы можете заскучать?
— От разговоров, которые идут по телевидению.

— Вы и сами нередко на экране появляетесь…
— Я не участвую в сборных компаниях, и во всяких проектах, и в шутках. У меня – свой спектакль, я играю в театрах. Очень грустно бывает, глядя на экран. Нет авторов, нет мысли, нет актеров, все – кривляние, пародии, переодевание в женщин…

— Переодеваются в женщин, как правило, те, кто считают себя женщинами… Как воспринимаете однополую любовь?
— Я нормально отношусь к меньшинствам: каждый живет, как он хочет, главное, чтобы он другим не мешал.

 

«СТРАНА ОЖИДАНИЯ…»

— Как Роман Аншелевич Кац стал Романом Андреевичем Карцевым? Надо полагать, свой псевдоним вы избрали не в честь знаменитого конструктора танков Леодида Карцева?
— Нет, ни с Кошкиным, ни с Леонидом Карцевым мой псевдоним никак не связан. Когда я работал у Райкина, он предложил мне взять псевдоним. У меня брат был артистом, он был «Карц», а я стал «Карцев».

— В свое время вы были «Малой»: в Одессе, где известные Карцев, Ильченко и Жванецкий начинали свое восхождение, у каждого была «кликуха» — «Малой», «Сухой» и «Писатель». Что сподвигло неписателя Малого на написание книги «Малой, Сухой и Писатель»?
— Надо после себя что-то оставить! Чтобы внуки прочитали, чтобы знали, как мы работали, как жили. Я писал больше для себя и для близких. Но, если понравилось, многим нравится, — это приятно.

— Считается, что у пишущей братии – легкий труд. Говорят даже: «Писать – не пахать». Можете опровергнуть теперь эту поговорку?
— Писалось, как раз, легко, потому что писал про то, что происходило в жизни. Придумывать тяжело, а то, что есть – не тяжело… Книга основана на действительных событиях, безо всяких добавлений и прикрас.

— Жванецкий и сам превосходно читает свои тексты, и в то же время пишет для вас. Что для вас означает такое доверие?
— Прекрасно отношусь к его доверию, а как же еще? Я им «отравлен»! Миша пишет не только смешно, но и умно. Никакой пошлости, плоскости, никакого – не дай Бог! – даже элемента площадного юмора Автор – это все, это 50 – 60 процентов успеха артиста. То, что он пишет, приятно работать. Поэтому мы уже вместе 40 лет ищем… Я думаю, что пройдет еще 100 лет, и никто так не будет писать, как Жванецкий!

— Он придирается к вашему исполнению?
— Он не придирается, а помогает… У нас нормальные творческие и человеческие отношения. Его замечания – ближе к тексту, в основном. Потому что я импровизирую, иногда это ему нравится, иногда – не нравится.

— Разрешает все-таки импровизировать?
— Сейчас уже – да!

— Вы отличаетесь постоянством: и жена-то у вас 35 лет одна и та же, и Жванецкого читаете 40 лет. Зато на сцене вы всегда разный… Каким быть удобней?
— Смотря в чем… В жизни быть разным, а на сцене постоянным? Сцена – это одно, жизнь – это другое…

— В вашей жизни были определяющие встречи. Легко ли было работать с Аркадием Исааковичем Райкиным?
— Нет, конечно! Он был очень требовательным, театр был профессиональным. Театр был как бы частным, потому что Райкин решал все вопросы: зарплаты, квартиры, — всего. А на сцене он требовал абсолютного профессионализма, поэтому с ним было и тяжело, и интересно.

— Почему вы вернулись в Одессу после работы в театре Райкина?
— Я уходил на полтора года, были некоторые разногласия с режиссером, а потом вернулся назад.

— Эльдар Рязанов, как правило, снимал в своих фильмах одну и ту же гвардию. Как вы попали в его обойму?
— Видимо, случайно! (Смеется). Не знаю… Позвонил лично, попросил сняться у него… «Небеса обетованные», потом было «Предсказание», потом – «Старые клячи»… Не знаю, чем он мотивировал выбор, но мне повезло, что я так близко познакомился и с ним, и с его артистами.

— Каково на съемочной площадке с любимыми артистами Рязанова?
— Рязанов выбирает людей с чувством юмора, в основном работает с драматическими актерами, если вы заметили, — из театров. Какие еще у него критерии – трудно понять. У каждого режиссера – свои актеры. У Феллини были Мастроянни и Софи Лорен, — почти всегда у него играли… Есть актеры, которые умеют лучше выразить режиссерский замысел, поэтому режиссеру с ними всегда легче работать, и то же время – трудней…

— Где вы нашли столько составляющих, чтобы воплотить их в неотразимом Швондере из «Собачьего сердца»?
— Такие личности известны, у меня в каждом спектакле есть такие образы. Я думаю, в России – это неумирающий образ, «вечно живой». И Гоголь, и Булгаков, и Ильф и Петров – все писали таких людей… Я часто играл в спектаклях Жванецкого таких персонажей… Они очень живучи, к сожалению, — приходится. Думу нашу видите? – Там половина Думы – Швондеры!..

— В России еще много осталось людей, которые понимают и принимают еврейскую тему?
— В основном, все понимают и все принимают… Конечно, это во многом зависит от актера, потому что на еврейскую тему можно кривляться, а можно ее преподносить со смыслом, и тогда все будет понятно…

— Вы довольно часто играете в моноспектаклях. Надо полагать, не окончательно покинули эстрадную площадку?
— В общем – да, скоро надо будет покидать, потому что всему – свое время… Мы с Витей Ильченко работали 30 лет, у нас был крепкий и настоящий творческий и человеческий союз. А когда он ушел, я уже не смог ни с кем… И не хотел…

— В одиночестве трудно работать? Моноспектакль сложно играть?
— Конечно! Моноспектакль – самый сложный жанр в театре.

— Для всех людей один «Зал ожидания», или, все-таки, у каждого – свой?
— Естественно, у каждого – свой. Но, когда люди собираются вместе, то он получается один на всех… Бывают разные залы ожидания. Это – символическое название: может быть и страна ожидания… И «Норд-Ост» — тоже был залом ожидания… Это весьма обширная тема.

— Как вы оцениваете ситуацию в зале ожидания «Израиль»?
— Как оцениваем? Сидим у телевизора, смотрим, переживаем, звоним друзьям. Каждый взрыв в нас отзывается, как и в вас, это – общечеловеческое несчастье. В мой прошлый приезд я выступал в Иерусалиме, как раз, когда был взорван автобус… И люди пришли, и все встали. И когда я закончил – тоже все встали. Это – единение, которое необходимо всем нам.

— Не боязно приезжать?
— Знаете, береженого Бог бережет! Не считал, но я уже более десяти раз приезжаю, — непременное спасибо моим зрителям!

— Чего ожидаете вы от жизни?
— Я – уже ничего!.. (Заразительно смеется). Вот, хочу дожить до свадьбы внучки… Хочу, чтобы было спокойно в мире, чтобы дети могли жить нормальной жизнью…

… И вот Роман Карцев ушел. Как нам будет не хватать его чуть горьковатого юмора, его стиля, его голоса!..

«Евреи – такой народ, который вмешивается во все дела»