Памяти израильского журналиста Георга Морделя, прошедшего через нацистские и советские лагеря и ставшего первым, кто встал на пути создания по-настоящему независимых русскоязычных СМИ
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
О Георге я узнал за несколько лет до моей алии. Кто-то из активистов еврейского культурного центра в Ташкенте дал мне "на почитать" несколько номеров журнала "Круг" и я с удовольствием открыл для себя издание, показавшееся образцом свободомыслия. А главное — здесь можно было узнавать про Израиль не по крупицам, а получать информацию солидными порциями.
Впечатлил и адрес редакции: улица Членов. Я подумал тогда, как интересно было бы сфотографироваться под указателем с названием этой улицы и послать моим остающимся в СССР друзьям. Но до сих пор этого не сделал — отчасти потому, что узнал о великом сионисте, носившем столь "неприличную" фамилию.
Спустя полгода после моей репатриации, когда я стал заместителем главного редактора газеты "Хадашот", Георг, отец-основатель свободной прессы русскоязычного Израиля, уже был безработным журналистом. До него на русском языке выходила только гистадрутовская газета "Наша страна", верно служившая социалистической партии "Маарах" (она же затем "Авода"), да какие-то сохнутовские и религиозные издания.
Так и началось наше сотрудничество, растянувшееся более чем на два десятилетия — в основном уже в еженедельнике "Секрет" и газете "Новости недели". Мордель был многоопытным политическим обозревателем, а благодаря тому, что свободно владел несколькими языками, еще и переводчиком. Для меня же он всегда оставался мэтром, который — пусть и тенденциозно — рассказывал о происходившем в Израиле до Большой Алии.
* * *
Родился Мордель в Риге 13 июля 1929 г. Позднее жил с родителями в литовском городе Шяуляй. Ходил в садик и гимназию с преподаванием на иврите.
С 11 июля 1941-го по 29 апреля 1945 года был узником Шауляйского гетто и концлагерей Штутгоф и Мильдорф-Дахау.
Затем в течение года он был зеком сталинского лагеря. Его, шестнадцатилетнего парнишку, смершевцы все время допытывали:
"Как это ты, еврей, у них живой остался?!"
— И в самом деле — как? — спросил я Георга.
— Да так получилось, что повезло… Но не только из-за везения — в нашей семье всегда говорили по-немецки и я мог быть полезным нацистам в качестве переводчика. Хотя часто жизнь висела на волоске…
В октябре 1946-го наконец-то пришла бумага об освобождении из лагеря за отсутствием вины. О, это чувство долгожданной свободы!
"Потом учился на помощника паровозного машиниста, — писал Мордель в своей автобиографии. — В 1950-м был призван в армию. Демобилизован в конце 1954-го. Вернулся в Ригу. Работал и получил университетский диплом учителя русского языка и литературы. Работал в школе с утра, а во второй половине дня сотрудничал с рижскими газетами — писал фельетоны, занимался переводами".
В 1961 году вступил в Союз журналистов СССР.
Несмотря на то, что Рига была относительно вольным городом, советский воздух действовал на Георга удушающе. И при первой же возможности, едва открылась дверца в свободный мир, Мордель подал документы на выезд.
— Для меня вопрос не стоял, куда ехать и где строить новую жизнь, — рассказывал он. — Израиль — и только Израиль.
"В октябре 1972-го вывез семью в Израиль, — продолжаем цитировать его автобиографию. — Преподавал в школе ОРТ. В 1973-м снова занялся журналистикой. Редактировал журнал "Круг" с июня 1977-го по май 1990-го. Перешел на Второй канал ТВ, работал редактором программы "Актуальность" на русском. Программу закрыли. Стал безработным. Занялся переводами, писал статьи для ряда газет и журналов. Вышел на пенсию по возрасту и продолжаю трудиться как журналист.
Периодику читаю на русском, иврите, идише, английском, немецком, французском, итальянском, испанском, португальском, всех славянских, литовском и латышском языках. Читаю — не значит разговариваю. На семи языках меня понимают. На всех других — я их понимаю".
* * *
Когда Георг работал в "Актуальности", он частенько зазывал меня и моего брата — журналиста Геннадия Плетинского на роль "экспертов" по тем или иным вопросам. Если нам, еще относительно недавним репатриантам, не хватало эрудиции по израильским реалиям, устраивал ликбез. Естественно, мы с умным видом излагали его точку зрения, а Марина Бурцева-Левинсон задавала нам правильные вопросы, не ставящие нас в тупик. Это уже позднее, с годами, мы выработали свою позицию, но без участия Морделя она была бы, возможно, не столь четкой. Так получилось, что на мои политические взгляды повлияли ныне покойный один лидеров партии "Тхия" Юваль Неэман и Георг, который с Неэманом меня и познакомил.
Больше всего Мордель по понятным причинам ненавидел нацизм — и, тем не менее, именно он перевел на русский язык "Майн кампф". Некоторые друзья отвернулись от него в тот момент — как же это так, еврей — и вдруг популяризирует антисемитский "труд" Адольфа Гитлера. Помнится, покоробило это и меня.
— Глупости, — ответил на мои сомнения Мордель. — Если мы не будем знать первоисточники, то не сможем воевать с будущими гитлерятами, гитлеровыми и абу-гитлерами.
На втором месте по шкале нелюбви Георга был Советский Союз. Причем, с недоверием он отнесся и к правопреемнику этого колосса на глиняных ногах — ельцинской, а затем и путинской России.
— У власти там все равно остаются все те же гэбисты и их наследники, — говорил Мордель. — Советский Союз только сменил название. А хомо советикусы никуда не исчезнут как минимум в ближайшие лет 50. И будут выбирать все тех же чекистов.
Никогда не испытывал он пиетета перед нашими "партнерами по мирному процессу". Ясера Арафата он справедливо называл обер-террористом, Абу-Мазена — лощенным идеологом антиеврейского террора, а больше всего его раздражала "так называемая госпожа Ханан Ашрауи". Понятно, что "так называемая" относилось к слову "госпожа", хотя в полном сочетании и выглядело забавно.
Не выносил он и социалистические идеи. Названия партий "Авода" и МЕРЕЦ в его устах звучали как нечто неприличное. Ословский процесс Мордель воспринимал как трагедию, уступающую разве что изгнанию евреев с Пиренеев и Холокосту. Ицхака Рабина считал помехой осуществлению идей Шимона Переса и предрекал задолго до выстрелов на площади Царей Израилевых, что политический век генерала будет недолог. К убийству Рабина, которого не любил прежде всего из-за расстрела "Альталены", отнесся как к трагедии национального масштаба:
— Тот, кто стрелял, вольно или невольно выполнил заказ нетерпеливых "архитекторов мирного процесса" и навредил правому лагерю.
Когда, вопреки прогнозам и опросам, Шимон Перес проиграл в 1996 году на первых прямых выборах премьер-министра Биньямину Нетаниягу, я позвонил Георгу, чтобы поздравить его.
— Это пиррова победа, — мрачно отреагировал Георг. — Победой я назову, если Нетаниягу сможет вычистить авгиевы конюшни социализма из всех министерств и ведомств. Чиновники будут мешать и вредить ему, и проталкивать на работу себе подобных. Вот увидите, если он проявит решимость, то на защиту "несчастных" бюрократов встанет наш суд. Потому что у нас правит бал сицилизм и БАГАЦ — пророк его.
"Сицилизм" — неологизм Георга, означающий сращивание социализма и мафиозности. Я по сей день нередко использую его, разумеется, не забывая указывать автора.
Свою позицию Мордель пытался донести не только до читателей газет, но и до слушателей радио РЭКА. Поэтому, несмотря на солидный возраст, каждую пятницу ездил из Холона в Тель-Авив, чтобы принять участие в "Журналистском парламенте". Коллеги спорили с ним до хрипоты, но Георг никогда не сдавал своих позиций.
* * *
В последние годы Мордель уже ничего не писал. А началось все с появления в его прежде четких и логичных текстах каких-то сумбурных выражений и странных мыслей. Мы редактировали его материалы как могли, но это становилось делать все труднее.
Однажды Георг позвонил мне и непривычно растерянным голосом произнес:
— Володя, скажите правду: я стал писать ерунду? Мысли в голове все в порядке, когда пишу, кажется, что все нормально, а потом перечитываю — и сам не понимаю, что понаписывал…
О, эти игры разума! О, это беспощадное время!..
Опубликовано Tanya Weintraub Вторник, 26 января 2021 г.
И вот Мордель ушел. Закрылась яркая страница израильской журналистики. Померкла Вселенная человека, который в силу своих возможностей и таланта пытался изменить мир.
Прощайте, Георг. Прощайте, мэтр. Прощайте, неисправимый борец за идеи свободы и торжества еврейского духа…
