Наш давний и, увы, уже покойный автор Матвей ГЕЙЗЕР в 2006 году смог побеседовать по душам с главным "прорабом перестройки". В дни прощания с Михаилом Сергеевичем считаем важным познакомить вас с фрагментами из того интервью и тех размышлений
Эта беседа состоялась вскоре после того, как Горбачеву исполнилось 75 лет. А первая встреча Гейзера с ним состоялась, когда последнему генсеку КПСС и первому \ последнему президенту СССР было немногим более 60.
* * *
После той первой беседы я написал небольшой очерк…
Юбилей Горбачева сподвиг меня к новым размышлениям о нем. Новым ли? Человек этот не в переносном, а буквальном смысле слова перевернул мир. А уж евреи, в особенности русские (бывшие советские, должны молиться на него, за него). Воистину так!
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Я давно написал эти заметки о Горбачеве и, откровенно говоря, не собирался их пока публиковать. Но события, так бурно изменяющиеся в наши дни, изменили и мое решение: прочитав большой заголовок в «Советской России» (18.02.93 г.) «За измену Родине судят Горбачева» и ознакомившись с пунктами «обвинения» (по каждому из которых «обвиняемый» заслуживает как минимум расстрела), я решил опубликовать эти заметки без купюр и правок. Горбачев не нуждается в адвокатской защите, тем более перед судом, назвавшим себя «Народным трибуналом». Хочу лишь напомнить читателям древнее изречение: «Горе поколению, которому выпало судить судей». Уж чего-чего, а этого нашему поколению досталось в избытке. И еще хочу напомнить слова Грибоедова, давно ставшие афоризмом: «А судьи кто?..» Впрочем, Горбачев не первый в России, кого предали анафеме — у него были весьма примечательные предшественники и среди них Лев Николаевич Толстой.
«Народный трибунал», затеяв суд над Горбачевым и предъявив ему так много обвинений, не узрел «главной его вины» — Горбачев слишком отличался от своих политических предшественников.
Лидеры советской страны «догорбачевских времен» приходили к власти путем либо переворота, либо затяжных «дворцовых» интриг. В конце концов для партийного аппарата был удобен временщик, тщеславный себялюбец, превратившийся в декоративную фигуру. Порывистый и непосредственный Н.С.Хрущев попытался отойти от этой железной формулы, но чем завершилась эта попытка, — известно. Несомненно, его «преемник» Л.И.Брежнев учел «уроки» Н.С.Хрущева, и это позволило ему до последнего дня жизни оставаться при всех постах и регалиях. Брежнев, в отличие от Хрущева, своевольного и решительного (снятого, кстати, как мы помним, «за волюнтаризм»), понимал, что удержаться у власти при тоталитарном режиме того типа, что был в СССР, можно лишь при одном условии: «избранный» лидер должен не только быть органической частью властных структур — партаппарата, КГБ, армии, МВД, — но и непременно соглашаться с тем, чтобы эти структуры именем своего лидера управляли судьбами «самой демократической в мире страны». И в этом смысле М.С.Горбачев представляет явное исключение: хотя сам приход к высшей власти этого деятеля, взращенного партаппаратом, и состоялся по обычной схеме, но это уже был человек не только другого поколения, но и совсем иного масштаба, что, наверное, придало определенный оттенок демократичности и моменту утверждения нового лидера.
Сейчас уже не помню отчетливо, когда впервые услышал его имя, но обратил внимание на этого человека во время транслировавшихся на всю страну по телевидению похорон Ю.В.Андропова. На фоне очень дряхлых, одинаково окаменевших членов политбюро, несших гроб с телом очередного «верного ленинца», возникло лицо человека, показавшегося мне в этом окружении «не своим». Моложавый, красивый, со спокойным, благородным выражением лица — он резко выделялся в траурной процессии. Просматривая затем газеты, я узнал, что запомнившаяся мне личность — Михаил Сергеевич Горбачев.
Встретился я с Горбачевым много позже…
11 августа 1992 года в Москве состоялся вечер, посвященный 40-й годовщине со дня гибели видных деятелей Еврейского антифашистского комитета. Поговаривали, что на вечере будет сам Горбачев. Честно говоря, я слабо верил в это. Но вдруг вижу его — в сопровождении организаторов вечера и очень скромной охраны. Он ознакомился с интересной выставкой, посвященной этому трагическому юбилею. Вездесущие корреспонденты так активно окружили его, что я потерял всякую надежду приблизиться к нему. Но все же в какой-то момент мне удалось «пробраться» к Михаилу Сергеевичу и побеседовать с ним…
Я подарил ему мою книгу «Соломон Михоэлс», вышедшую два года назад; он просмотрел ее и спросил:
— Это, наверное, первая книга о Михоэлсе, изданная у нас? Я, во всяком случае, еще не видел книг о Михоэлсе.
Я сказал, что кроме трех изданий большого сборника статей и воспоминаний о Михоэлсе, существует несколько небольших книг, скорее брошюр, последняя из которых опубликована в 1948 году.
Горбачев еще раз поблагодарил, обещал прочесть и сказал, указывая на стенды:
— Думаю, что после этой выставки вы многими материалами дополните вашу книгу… А сколько еще тайн откроется!.. Я, к сожалению, никогда не видел Михоэлса на сцене, но уверен — это был великий актер и личность выдающаяся.
— Михаил Сергеевич, как вы думаете, почему его «убрали» до «судебного» процесса по делу Еврейского антифашистского комитета?
— До вашего вопроса я как-то не задумывался над этим, но понять, мне кажется, можно: устроители этого судилища, видимо, догадывались, а скорее даже понимали значимость и весомость личности Михоэлса, учитывали его авторитет. Он был им «не по зубам». И без него-то следствие затянулось на много лет, а окажись среди «обвиняемых» Михоэлс, судебный фарс мог бы пойти совсем по иному руслу или, возможно, вовсе не состоялся бы.
Стоявшая рядом дочь Михоэлса — Наталья Соломоновна Вовси-Михоэлс, тоже только что подарившая Горбачеву свою книгу «Мой отец Соломон Михоэлс», медленно произнесла, как бы дополняя ответ Михаила Сергеевича:
— Кто может разгадать ход мыслей Сталина?.. Я всю жизнь после смерти отца мучилась в версиях и догадках, пыталась пробиться к истине, но с годами она уходит все дальше, боюсь, что так и останется неразгаданной тайной…
Михаил Сергеевич на мгновенье задумался, потом решительно проговорил:
— Нет. Уверен, эта тайна не утонет в истории — обязательно, и еще при нашей жизни, мы узнаем обо всем.
Я слушаю Михаила Сергеевича и ловлю себя на том, что явственно ощущаю, как от его слов, от него самого исходит огромная внутренняя энергия, передающаяся собеседнику, влияющая на него…
Когда в предисловии И.С.Козловского к моей книге о Михоэлсе я увидел слова: «Несомненно, автору способствовало, как говорили древние, «благоденствие эпохи». Появлению этой книги мы обязаны нашим дням, нашему времени», то подумал, что я бы написал: «нашему горбачевскому времени». В моей короткой беседе с Михаилом Сергеевичем я рассказал ему об этом и добавил, что если моя книга когда-нибудь будет переиздана, обязательно укажу его имя рядом со словом «эпоха» — в «подхалимаже» меня, надеюсь, уже не заподозрят. Горбачев приветливо улыбнулся, поблагодарил меня и сказал:
— Главное, что появилась книга о Михоэлсе. Это выдающееся имя, и упоминание моего имени при этом вовсе не обязательно.
Читайте в тему:
В фойе уже начались выступления, предваряющие вечер памяти; речь «держал», кажется, представитель архива КГБ, содействовавший открытию выставки… Я чувствовал, что не могу удержать себя от бестактного поступка, — боялся, что возможность побеседовать с Горбачевым может не повториться. И очень тихо задал ему вопрос, давно волнующий меня:
— Михаил Сергеевич! Еще за полтора столетия до открытого антисемитского процесса по делу ЕАК Наполеон сказал: «Обращение с евреями в каждой стране — термометр ее цивилизации…» Как вы относитесь к этой мысли?
Горбачев усмехнулся:
— Так и сказал? Ну, с Наполеоном я не во всем согласен, но в этой его мысли есть не только истина, но и мудрость, если хотите, человеческая и политическая.
Разумеется, не всегда так думал Михаил Сергеевич. Достаточно вспомнить, с каким раздражением реагировал он на вопросы, связанные с еврейской темой, на заре своего президентства. Он первый высказал вслух мысль о том, что евреи в нашей стране, являясь незначительным меньшинством (даже указал — 0,67%!), занимают непропорциональное этой цифре место в науке, культуре, искусстве. Помнится, он даже, отвечая вопросом на вопрос, предложил корреспонденту на одной из пресс-конференций назвать еще страну, где евреям жилось бы так же хорошо, как в СССР. «Подтверждение» этих слов наступило незамедлительно: как только при Горбачеве возникли более либеральные правила эмиграции, евреи стали массово покидать СССР… Как известно, «от добра добра не ищут»!)
Я хотел еще спросить Михаила Сергеевича об его отношении к словам знаменитого социал-демократа Августа Бебеля: «Антисемитизм — это социализм дураков и невежд», но не удалось: «опекавший» Горбачева один из устроителей вечера взглядом и жестом руки дал мне понять, что поступаю нетактично…
* * *
Я часто задумываюсь над тем, в чем «феномен» Горбачева. В своей журналистской работе, беседуя с учеными, писателями, актерами, я не однажды интересовался их мнением…
На мой вопрос об отношении к Горбачеву артистка Клара Новикова ответила так:
«Он тоже актер. А я уже сказала, что актеру не дано права на ошибки. Политическому лидеру такого масштаба — тем более: слишком много людских судеб зависит от этого. Но политический деятель, как и актер, — человек. И как отделить в нем человека от политика? Могут ли они существовать отдельно? Нет! Вот видите, как все непросто. И хотя Горбачев уже история, за многое, сделанное им, я ему благодарна… В личности Горбачева меня привлекает еще одна черта: я всегда предполагала, что ему свойственно настоящее чувство юмора. А позже, когда узнала, что он «коллекционирует» анекдоты и частушки о себе, — убедилась в правильности этого своего предположения…»
Академик В.Л.Гинзбург сказал мне:
«С Михаилом Сергеевичем я, по существу, знаком не был. Человек он, по-моему, незаурядный и, хочу подчеркнуть, сердечный. Не сомневаюсь, что во всем, что он хотел сделать, было доброе начало. Хочется верить, что лучшие его идеи не только останутся, но и воплотятся…».
Разумеется, и это более чем естественно, существуют и другие мнения о личности Михаила Сергеевича. Мне приходилось слышать даже проклятия в его адрес (еще задолго до вынесения ему приговора «Народным трибуналом»!) Но все это скорее подтверждает, чем опровергает мысль В.Л.Гинзбурга о том, что М.С.Горбачев — «человек незаурядный» и уж, конечно, политик не «декоративный».
Сегодня словосочетание «горбачевские времена» еще более существенно, чем в пору, когда он был президентом. Он, человек, так феерически и молниеносно вошедший, буквально «ворвавшийся» в мировую политику, уверен, в истории оставил свой воистину неизгладимый след. Ему было суждено стать не только первым президентом нашей страны, но и первым экс-президентом уже не существующего СССР. И такая судьба, на мой взгляд, делает личность Горбачева еще более неповторимой и непостижимой: ведь особенностью своего нынешнего положения он как бы опроверг мысль древних: «Сегодня — Цезарь, завтра — ничто». Быть может, наибольшая его смелость состояла именно в том, что он оказался первым политическим деятелем нашей страны, узревшим не только бесперспективности существующего строя, но и решившимся расшатать, а по существу, — разрушить еще так привычно функционировавший и самовоспроизводящийся общественный строй. Казалось, что он послан небесами и отмечен знаком судьбы…
М.С.Горбачев, руководитель страны, облеченный с 1985 года огромной властью, не сумел, а может, — и не хотел!) отличить истинных демократов (таких, как например, Г.Якунин, А.Шейнис, С.Ковалев, выстрадавшие идею радикальных перемен задолго до «перестройки» в тюрьмах и ссылках) от тех, кто внезапно «всплыл» на демократической волне. Человек, отважившийся вызволить А.Д.Сахарова из ссылки (думаю, решиться на одно это было не проще, чем замахнуться на всю «перестройку»), немногим позже не только перестал считаться с мнениями одного из самых высоких мыслителей нашего времени, но и позволял себе на глазах всего мира прерывать его выступления на съезде… Мне думается, что одна из главных ошибок Горбачева в том, что он, не сомневаюсь, из лучших побуждений попытался перепрыгнуть через пропасть, через бездну тоталитаризма в несколько прыжков, с удивительной наивностью надеясь найти старые точки опоры. Прыжок не удался. И все же многое из сделанного М.С.Горбачевым, заслуживает высшей похвалы, и далеко не все допущенные им ошибки нуждаются в оправдании и уж тем более в адвокатской защите.
О М.С.Горбачеве за последнее десятилетие написано так много, что сказать что-то новое, тем более мне — человеку, не только не причастному к политике, но далекому от нее, едва ли удастся. И все же желание сказать что-то свое об этой личности, безусловно исторической, эпохальной, оказалось для меня непреодолимым.
Я отважился написать эти строки прежде всего потому, что благодарен Горбачеву, как и миллионы других людей, за то, что он попытался изгнать страх, годами внушавшийся нам. Я уверен, что следующее за нашим поколение уже не будет заражено этим «СПИДом» души. А чтобы уничтожить страх — стратегическое оружие тоталитарной системы, М.С.Горбачеву понадобилось не только собственная отвага, но и мудрость.
Я сказал об этом Михаилу Сергеевичу во время нашей непродолжительной беседы. И еще я воспроизвел ему любимое изречение моего дедушки: «Бог дает мудрость лишь тем, кто этого заслуживает…»
Михаил Сергеевич еще раз усмехнулся и сказал:
— Наверное, ваш дедушка, произнося эти слова, не имел в виду меня, но я уверен, что в свободе есть своя мудрость.
Выражаем благодарность дочери Матвея Гейзера Марине за предоставленные нашей редакции архивы известного писателя и журналиста, одного из ведущих специалистов по еврейской истории.
